Выпускница академии.
Глава 1.
- Соф, это тоже берёшь?
Я подняла голову и посмотрела на подругу. Грета держала в руках мой старый заслуженный лаборантский халат и скептически его рассматривала.
- Это беру обязательно, - усмехнулась я. – Сама знаешь, он у меня талисманом служит. Без него ни одно зелье не получается, как надо.
Грета с сомнением покосилась в мою сторону, но заслуженный халат молча сложила в кофр.
Мы собирались в дорогу. Причём не просто в дорогу, а к месту работы на ближайшие десять лет. Несколько дней назад нам выдали дипломы об окончании Барнской академии магии. Мне – диплом алхимика-зельевара. Грете – диплом целителя. А поскольку учились мы обе за счёт королевской казны, то теперь нам предстояло отработать десять лет там, откуда пришли ректору заявки на специалистов.
- А где твой сундучок скорой помощи? – продолжала волноваться за меня подруга. – А то знаю я тебя: засунешь куда-нибудь и забудешь.
Что есть, то есть. И беспокойство Греты за меня вполне обосновано. Моя рассеянность неистребима. Вечно всё забываю, пропускаю, опаздываю. И даже десять лет академических строгостей не победили до конца эту болезнь. Только в лаборатории у меня всегда всё в порядке и на месте.
- Смотри, - продемонстрировала я подруге свой секретный сундучок, открывая его крышку.
Внутри, размещённые по кармашкам и отделениям, хранились фиалы с различным содержанием. Все они были приготовлены лично мной и по моим рецептам. Сундучок этот я специально заказывала у артефакторов. Он не ломается, не открывается чужому, не теряется и сохраняет содержимое в свежем состоянии. Его я храню в тайнике, а во время переездов прячу под мороком старенького саквояжа и отвода глаз. Бережёного, как известно, боги берегут.
- Вы чего тут застряли?! – ввалился в комнату Марк. – Экипаж уже ждёт! Специалистки, - ехидно ухмыльнулся он.
- Марк, а в лоб? – тут же завелась Грета.
За столько лет они так и не научились разговаривать мирно. И мне было жаль. Потому что я видела их настоящие чувства, а они оба не могли переступить какую-то черту. Сегодня наша неразлучная тройка распадалась. Марк тоже уезжал по заявке на долгие десять лет, но совсем в другую сторону. Он был боевым магом и его ждала приграничная крепость. Мы уже всё обсудили и успокоились. В конце концов жизнь-то не заканчивается, и мы обязательно встретимся.
Марк сгрузил наши вещи в багажное отделение экипажа и решительно шагнул к Грете. Без всяких разговоров сгрёб её в охапку и приник в жарком, долгом, каком-то отчаянном поцелуе. Затем оторвался от неё, охватывая прощальным взглядом, и быстро исчез.
- Марк, - изумлённо и растерянно прошептала подруга. – Придурок, - заключила она, но почему-то улыбалась при этом от уха до уха.
Я с интересом наблюдала за ней. А она задумчиво трогала пальчиком свои губы, а потом тихо заплакала.
- Вот, зачем он?! Не знала бы ничего - легче было бы. Теперь думать буду: как он там.
- А то ты не думала бы, - подначила я её.
- Думала бы, конечно, но как о друге, без надежды. А теперь…
- Не переживай! Марка не знаешь?! Он тебе будет письма каждый день слать, а когда на место приедет артефакт к зеркалу привяжет. Ещё и видеться будете, - успокаивала я подругу.
С Гретой мы ехали вместе только до Лима, маленького городка, который жил за счёт паломников к священному озеру. Здесь находился королевский госпиталь, куда вызвали Грету. А я… Я ехала в далёкий Морев. Там, в самой дальней от столицы академии, мне предстояло работать младшим преподавателем алхимии.
После Лима и прощания с Гретой, я осталась в дормезе одна. Но это и хорошо. Удалось собрать мысли в кучку и подумать о том, как жить дальше. Итак, первая часть планов выполнена. Диплом получен. Я алхимик-зельевар. Мне 28 лет. Через два года смогу начать борьбу за наследство, так как по законам королевства стану самостоятельной дамой. Совершеннолетней я стала в 25 лет, но поскольку ещё училась, то оставалась на попечении опекунов.)
Почему борьбу? Потому что не верю, что дорогие родственники вернут мне поместье и замок без возражений.
(Поместье – земельное владение, даруемое за военную или государственную службу. Передаётся по наследству. Могут быть большими по территории: с городами и деревнями, огромной хозяйской усадьбой с замком; и совсем маленькими: одна-две деревеньки и скромная усадьба владельцев).
За столько лет (целых двадцать) я думаю, они к ним привыкли. За эти двадцать лет, кроме тётки (раз в год), я никого из родственников не видела. А тётка, баронесса Эйлис Бартелей, приезжала раз в год в академию, проверяя моё существование и каждый раз выговаривая мне, как дорого ей это обходится.
Но я-то знаю, что наше графство довольно богато. Одни доходы от морского порта покрывают все расходы нашей семьи. А есть ещё речные порты (через нашу территорию проходит основная часть русла Быстрой и есть два речных порта), строевой лес, производство уникального фарфора, которое принадлежит нашей семье и разведение великолепных рысаков на продажу. Да, я богатая наследница, но в перспективе. Удивительно просто, как ей удалось оформить моё обучение за счёт казны.
Дед – основатель и создатель всего этого состояния ушёл за грань внезапно, а матушка, оставшись одна вдруг начала сильно болеть. Не помогали ни целители, ни магия. Через год она тихо угасла, оставив меня в возрасте десяти лет совершенно одну. Случилось это в нашем особняке в Барне, мажордом прислал известие к нам в поместье, но поскольку я была ещё мала, то няня решила не возить меня в столицу. Больше о матушке я ничего не слышала.
Своего отца я не знала, а, судя по язвительным намёкам тётки, у меня его никогда и не было. Я бастард, но дед – тогдашний глава рода, признал меня, и я стала единственным ребёнком в семье. Вот такие дела.
Правда, есть у меня ещё где-то неизвестный жених. Я не знаю даже его имени, но ношу на пальце его кольцо (когда была маленькой, носила на цепочке на шее). Он должен объявиться, когда мне исполнится тридцать лет. Помолвку с ним за меня заключил ещё дед. Матушка спорить естественно не стала.
Но для меня этот жених понятие уж слишком эфемерное. За двадцать лет я не получила от него ни одной весточки. И, надеюсь, за это время он благополучно забыл о своих обязательствах и моём существовании. Иначе мне с ним тоже придётся бороться. Потому что я хочу иметь свободу выбора. И в тридцать лет у меня появится на это право.
Но в детстве я, честно говоря, всегда с трепетом думала об этом человеке. Ждала, что он приедет и заберёт меня в свой светлый мир, совсем не такой, как мир нашего приюта. Особенно горько я жаловалась этому кольцу, когда меня незаслуженно наказывали или обижали старшие девочки. Но кольцо было всего лишь кольцом. Жених, конечно меня не слышал, и я, поплакав, продолжала жить дальше.
