Ленский снова видел лицо Вовки Каменева, капельки пота, выступившие в безжалостных лучах июльского полудня, прищуренные глаза, паклю белобрысых волос. Как и четверть века назад, Вовка кривил губы в презрительной ухмылке, показывая щербатые зубы, что-то кричал ему. Что? Ленский уже и не помнил, а сон в этом месте, словно намеренно, удалил звуковую дорожку. Впрочем, какая разница? Наверняка, что-нибудь обидное. Крикнул и исчез в колючих зарослях дикой ежевики, перемежающейся здесь с прибрежным ивняком. Вот в последний раз мелькнула в чаще его выгоревшая футболка, и он окончательно пропал из вида.
Это значит, дальше придется идти одному. Казалось бы, чего проще? Пробежать по еле заметной тропинке, вьющейся в прохладной тени дикой растительности, скользнуть между кустов, мимо проволоки ветвей, усыпанных крупными ягодами, но…
Здесь сон всегда обрывается, чтобы к Ленскому снова вернулись страх и неуверенность, воскресающие в нем забытое, давным-давно угасшее, сознание. Словно далекое, потускневшее от времени воспоминание, оно оживает вдруг вспышкой памяти, и Ленский вновь становится Женькой, пятнадцатилетним мальчуганом, робким и нерешительным, в плену липкого страха, замершем на краю своего Рубикона. Вместе с сознанием возвращаются и звуки, пение птиц, шорохи листвы, далекие голоса мальчишек, вовсю дурачащихся сейчас в речке.
Только пятьдесят метров отделяют его от рая, от возможности ощутить босыми ногами горячий песок пляжа, от реки, ласково плещущейся о желтый, чуть тронутый зеленью ила, берег. Там можно сбросить с себя ненавистную майку, шорты, ворваться в прохладную, усеянную солнечными бликами, воду, нырнуть с головой, всем телом, каждым мускулом ощущая ее ласковую, тугую упругость. Женька представил это блаженство и едва не заскулил от тоски и жалости к себе.
Среди звонких детских криков слышались и взрослые голоса, властные и требовательные. Это их воспитатели – Игорь Львович и Олег Львович, «Львовичи», как называли их все в округе, в глаза и за глаза. Округа – это что-то около двадцати пионерских лагерей, саноториев и домов отдыха, где, полным полно народа, и где Львовичей знали все. Женька услышал о них в самый первый день своего приезда в Студеную Гуту – так поэтически назывались здешние места.
Львовичи были душой всех компаний, участниками всех без исключения, мало-мальски значимых событий, выступали организаторами и вдохновителями самых разнообразных культурно-массовых мероприятий, вечеринок и попросту попоек, зачастую заканчивающихся пьяными потасовками, ухитряясь при этом из всех переделок выходить целыми и невредимыми, без ущерба для здоровья и репутации. В быту они занимали скромные должности инженеров на шефском заводе, что совсем не мешало им во время летних каникул подрабатывать воспитателями в отряде старшего возраста, трансформируя в систему воспитания свой собственный жизненный опыт.
Дисциплина в отряде поддерживалась сугубо армейскими методами, которые Львовичи с успехом адаптировали к условиям детского коллектива. Так, например, субординация по старшинству званий, за неимением таковых, была заменена просто старшинством, приобретаемым силой и наглостью, а также целой системой поощрений за преданность руководству. Такой метод, как показала практика, был наиболее эффективен и давал быстрые, практически немедленные результаты.
Если говорить проще, в отряде правила самая настоящая «дедовщина». Назначенные Львовичами «есаулы» с удовольствием несли на своих плечах заботы по поддержанию порядка во вверенном им отделении, взамен получая льготы и поблажки, в полной мере позволяющие им почувствовать свою избранность. «Есаулы» имели право играть в карты, допоздна засиживаться с девушками, горланить песни под гитару. Им разрешалось уходить на ночную рыбалку, втихаря покуривать и отнимать у младших сладости, доставляемые родителями в выходные дни.
Наладив, таким образом, быт своих подопечных, Львовичи получили широчайшие возможности для самого разнообразного времяпрепровождения. Сейчас, например, они собирались опробовать новые спиннинги, недавно привезенные из города. Это мероприятие решено было провести на новом месте – полоске нетронутого пляжа, отвоеванного недавно у плотной, ощетинившейся колючими зарослями, прибрежной чащи, вдалеке от исхоженных тропок и проторенных дорог.
Экспедиция состоялась неделю назад под предводительством все тех же Львовичей. Женька Ленский и еще несколько таких же, как и он, «казаков» были взяты в качестве дармовой рабсилы, стыдливо именуемой в официальных отчетах «силами отряда». Поводом для вылазки стал поиск нового водоема для купания. Старые лягушатники с мутной, грязной водой, уже не отвечали веяниям времени и эстетическим вкусам Львовичей, которым просто позарез нужно было стать лучшими в очередном конкурсе воспитателей. Руководством лагеря идея была принята на «ура».
Во время экспедиции, проходившей в обстановке строжайшей секретности (чтобы не прознали и не воспользовались ее плодами конкуренты – воспитатели других лагерей и просто отдыхающие), в кустарнике был сделан скрытый проход, который непосвященный не различил бы и с трех метров. Орудуя огромными ножами для резки хлеба и удобными походными топориками, «казаки» чувствовали себя попеременно, то кубинскими повстанцами, то индейцами, в фантазиях своих превращая кухонные ножи в мачете, а туристические топорики – в томагавки. С поставленной задачей отряд справился довольно быстро, еще час ушел на маскировку.
– А теперь – в воду! – скомандовал один из Львовичей.
И мальчишки, потные, измученные, но счастливые, бросились в реку.
Место оказалось – что надо. Лента золотистого пляжа, защищенная от любопытных взглядов стеной зарослей, пологое дно, небыстрое течение… Накупавшись вдоволь, набегавшись и наозорничавшись, ребята повалились прямо на песок, в нетерпении ожидая бутербродов с джемом и лимонада.
– Хорошо бы сюда ночью на лодке прийти, – мечтательно переговаривались между собой Львовичи.
Все было чудесно. Наевшись и напившись, Женька, наконец, устроился в тени прибрежного ивняка, улегшись прямо на золотистый, с легкой патиной серебра, песок. Уткнувшись в сложенные ладони, он закрыл глаза, представляя себе, как лениво, неспешно колышется река, как играют на ее волнах солнечные зайчики. Время плавно, бережно качало пространство, бликами солнца перекатываясь по зеленоватой толще воды, словно вытесняя, выталкивая из нее волны, своенравными беглянками ускользающие вдаль.
Его разбудило неприятное, чужое и холодное, прикосновение. Будто кто-то провел по спине толстой мокрой веревкой, провел и тут же сдернул ее с тела. Женька вскочил. В голове еще сонно поблескивал волнами бесконечный прибой, но он уже чувствовал, что с ним произошло, а может, и до сих пор происходит, что-то нехорошее.
