Моя Роза – гинеколог. Казалось бы, кто еще может к жизни ближе стоять – только такой же гинеколог.
И как тут не позавидовать, ведь Роза у самых истоков бытия с утра до вечера. Изучает их, рассматривает, холит, лелеет. Сколько жизней на свет появилось благодаря нашей Розе, и при этом при всем у самой Розы нет никакой жизни. Может, потому, что этих жизней она немало и истребила, но речь пойдет не о вреде аборта и не о его пользе. Речь пойдет о морали, точнее, о ее отсутствии.
У Розы случилась такая неприятность, от которой немало хлопот досталось и другим. Я в их числе.
И если после этой истории мне кто-то скажет, что убийство штука незаразная, – обязательно возражу.
Почему бы нет? Ведь заразным же оказалось покушение, от которого пострадала Роза. Этим покушением переболели мы все одна за другой…
Но начну с самого начала.
У моей Маруси трагедия.
Даже две трагедии.
А если уж быть до конца откровенной, то целых три.
Хотя потерю Ивана Федоровича, нацелившегося на квартиру, дачу и тело Маруси, к трагедии я бы не отнесла. Это скорей удача. Очень вовремя она его потеряла, дай ему еще немного времени, и трудно было бы сказать, кто владелец Марусиной квартиры: Маруся, Иван Федорович или вся его многочисленная родня, оставшаяся в заснеженном Архангельске.
Безусловно, потеря Ивана Федоровича – удача.
Крупная удача. Так считали все, кто знал Марусю.
И все были рады, потому что всем он уже надоел со своими нескромными восторгами: «А щеки! Щеки!»
Не представляю, как выносили эти восторги бедные щеки Маруси. Без боли не могла я смотреть, как он с криками «А щеки! Щеки!» безжалостно набрасывался на них и грыз, и смокал, и…
Что он с ними только не делал. Конечно, он всем надоел, этот Иван Федорович Архангельский с его ненасытной любовью, в которую не верил никто ни на грош. Он надоел всем. Всем, кроме Маруси.
Маруся потерю переживала тяжело и истерически жаждала найти то место, где ее обожаемый Иван Федорович – бабник и алкоголик – потерялся. Я всеми фибрами души его ненавидела, он ограничивал доступ к Марусе, а жизнь без Маруси чрезмерно пресна.
Нет, я жила, конечно, своей обычной жизнью, но дни мои стали похожи на ту картину, из которой вдруг убрали все краски. То есть остались одни очертания, как в контурных картах, помнится, в детстве нас до одури истязали ими учителя географии. Не имея возможности подсмотреть в учебник, я всегда путала цвета, и Черное море у меня почему-то было черным, Красное – красным, а Желтое – соответственно желтым.
Примерно то же происходило и в моей жизни, когда Иван Федорович лишил меня Маруси. Не имея возможности обратиться к ней за советом, я правду наивно принимала за правду, а ложь за ложь, не докапываясь до самой сути и не опрокидывая все и вся с ног на голову. В связи с этим в моей жизни наступил сокрушительный порядок…
Всем известно, каково русскому человеку жить в полном порядке…
Впрочем, этого знать не может никто, поскольку никто никогда не пробовал.
Никто, кроме меня.
Я попробовала и могу сказать: ужасно! Врагу не пожелаешь! Счастливым случаем избежала смертельной скуки, грозящей неизлечимой депрессией.
Вот, каково оно жить в порядке без привычки. Так уж устроен наш человек с его загадочной русской душой – органически не переносит порядка. И вождей таких выбирает. Если (не приведи господи) попадется умник, который и в самом деле на порядок навострится, тут же русский человек и бунтанет: «Кто такой? Откуда взялся грамотей этот? Гнать его в шею!»
Думаю, после такого скрупулезного анализа каждому станет понятно, каково мне было без Маруси. Зато теперь, когда Иван Федорович исчез из Марусиной жизни, я получила полную дозу того необходимого беспорядка, которого была лишена все эти месяцы, пока Маруся с трогательной наивностью принимала алчные и меркантильные домогательства Ивана Федоровича за мексиканскую любовь.
Моя доверчивая Маруся. Ну откуда взяться в застуженном архангельском сердце мексиканской любви, когда в сердце этом одна лишь борьба за выживание?
Маруся же со свойственным ей упрямством выдавала желаемое за действительное.
И вот результат. Он ее бросил, а я страдаю.
Каждое утро Маруся будит меня и требует сочувствия. Я вскакиваю с кровати и нечесаная-немытая досматриваю сон уже на кухне, по пути готовя черный кофе и бутерброды с балыком, потому что страдать без балыка Маруся не может. Ей нужно много балыка, впрочем, я не жадная и всегда готова угощать черт-те кого, ну просто всех подряд. Это мой недостаток, с которым я успешно борюсь, поэтому все считают меня скупой, не замечая при этом моего уникального хладнокровия. Впрочем, и оно покинуло меня на десятом бутерброде.
– Хватит! – крикнула я Марусе. – Больше так продолжаться не может!
– Конечно, не может, – с жаром поддержала меня она, проглатывая одиннадцатый бутерброд. – Не может, поэтому я взяла себя в руки и Ваню нашла. Теперь знаю, где он живет, паразит, скотина, урод. Приглядел себе другую дуру, какую-то жирную уродину.
Хоть я прямо вся не видела ее, но уверена, что она жирная уродина. Кого еще мой Ваня может полюбить?
Я осела на табурет и сомнамбулически проследила за тем, как исчез двенадцатый бутерброд. «Сама, глупая, виновата, – рассеянно подумала я, – могла бы эти бутерброды делать поменьше».
– И что теперь? – промямлила я, втайне радуясь, что осталось всего два бутерброда.
– Теперь ты поедешь к этой его новой бабе и скажешь все, что я о ней думаю, – безапелляционно заявила Маруся.
«Неужели еще недавно я чувствовала себя счастливой от того, что Маруся снова моя?» – внутренне изумилась я.
Теперь по этому поводу я уже горевала – так безгранична моя Маруся. Я, признаться, от ее безграничности уже начала отвыкать, а потому подзабыла, как умеет Маруся врываться в мою жизнь с целью «поставить ее на колеса». Правда, на этот раз все было еще хуже: Маруся жаждала, чтобы «на колеса» была поставлена ее жизнь. Но почему именно моими усилиями? Я же не единственная Марусина подруга. Есть же и другие несчастные.
Этот вопрос я тут же задала Марусе.
– Другие работают, а ты – никогда, – мгновенно выдала ответ Маруся.
Я возмутилась:
– Ха, значит, пока они там беззаботно прохлаждаются на своей работе, я должна отдуваться за них и как угорелая носиться по городу в поисках твоего Вани?
– Ваню искать не нужно, Ваня уже известно где, – напомнила Маруся. – Он у своей бабы.
