Ветра почти не было, пушистые хлопья снега медленно и редко опускались на землю. Чтобы сразу превратиться в гадкую, грязно-серую кашу. Странное дело – на дворе середина декабря, а морозов не случалось до сих пор. Упомнят ли подобное старики? С крыши вместо сосулек весело сбегали талые ручьи, барабанили по доскам веранды.
При том ведь не сказать, что кругом царило благодатное тепло. Стылость, сырость, слякоть – нормальные люди в такую погоду стараются дома сидеть. А на улице торчали только двое: он, Басо, да охранник Канцелярии. И ладно охранник – обвешанному кожей и железом воину по службе полагалось выситься бесстрастным истуканом, а зачем топтаться здесь Басо? Второй час, кстати, топтаться. Вдобавок одежда была выбрана явно неудачно, и теперь отделаться переминанием на месте не удавалось. Не очень достойно приличного чиновника, но Басо подпрыгивал, пыхтел, хлопал себя по плечам. Главное – драгоценный футляр не выронить. Вещь древняя, обивка протерлась, еще по пути чуть намокла, поэтому следовало беречься.
Охранник, зараза, даже бровью не повел на мучения человека. Ни словом с таким перемолвиться, ни сочувствие получить – уставился слепым взором в даль и изображает из себя статую с алебардой. А чего там углядишь? Басо давно успел все рассмотреть: равнина серого снега, испещренная черными штрихами-прогалинами, разбитая нитка дороги, несколько домиков, часовня рядом, роща. Деревья дыбились голыми скелетами, дорога пустовала, небо хмурилось и прекращать сыпать хлопьями не собиралось. Тоска.
Слегка улучшилось положение с ранними зимними сумерками. Изнутри здания донесся приглушенный звук гонга и тотчас, будто у порога ждали, распахнулась дверь. Чиновники, молодые и в возрасте, поодиночке и группами, потекли на улицу. Разговаривали, смеялись, оживленные, – как-никак домой, к семьям, к очагу и ужину. Не всем же мерзнуть на проклятой веранде!.. Басо, стоявшего в стороне от прохода, приветствовали, а он в ответ кланялся непрерывно, точно игрушечный болванчик. Даже зло брало… Прости Господь, грешные порывы… Наверно, думают, прибывший издалека сослуживец пропускает их, чтобы войти в здание Канцелярии? Ох, как бы он мечтал кинуться в полутемное, но такое теплое жерло дверей! Однако нельзя, долг превыше прочего. Здоровья в том числе. Самое большее – размять спину непрестанными поклонами да обменяться парой фраз с кем-нибудь из хороших знакомых.
Жаль, народу в Канцелярии работало немного – человек пятнадцать-двадцать, знакомые скоро кончились. Хотя о чем это он?! Слава Творцу, что народу было мало! Так они, по крайней мере, быстрее вымелись вон. И приблизили момент, ради которого имело смысл дрожать в сырости.
Еще с полчаса минуло в тягостном ожидании, когда из приоткрытых дверей выглянуло круглое мясистое лицо. Гордое до чрезвычайности, как у всех слуг высоких сановников, оно обозрело окрестности, задержало взор на Басо. Ни слова, ни кивка, лишь надуло губы и нырнуло обратно. Тем не менее страдалец встрепенулся – надвигался судьбоносный миг. Обыкновенно господин Укава, начальник Канцелярии, заканчивал работу гораздо позднее остальных, шептались, чуть ли не к полуночи. Естественно: серьезная должность, ответственность, море бумаг и важных решений, способных повлиять на жизнь целой страны. Тем дороже была милость, оказанная простому, незаметному чиновнику.
Первым на веранду выступил все тот же слуга, надменный, пузатый коротышка. В руках – прямо королевское знамя – фонарь на палке, за спиной – корзина с документами. Басо признавал, что одевался слуга, пожалуй, лучше его самого, и разукрашенный резьбой фонарь стоил приличных денег, однако заносчивого вида коротышки это не извиняло. Розги наглец не дополучал! Даже появившийся следом начальник Канцелярии выглядел менее спесиво.
Господин Укава имел внешность идеального вельможи – высокий, полнотелый, с благородной осанкой и печатью мудрых размышлений на лице. Усы, согласно дворцовой моде, свисали до линии подбородка, брови строго хмурились, шелковая шапочка, роскошный шелковый халат с подолом, волочившимся сзади, серебряная цепь – такими художники обычно рисовали государственных мужей. И, приветствуя такого, не грех было согнуть спину особо низко. Нынешнего начальника в Канцелярии любили. То есть не только почитали, уважали как всякого, занявшего значимый пост, но именно любили. Редкостное стечение обстоятельств – во главе ведомства оказался человек пусть требовательный, зато справедливый, способный слушать чужие мысли, самостоятельно их оценивать и не присваивать потом. С его приходом даже привычные сплетники утихли – все боялись лишиться хорошего руководителя. И вряд ли кому другому дерзнул бы адресовать диковинную просьбу Басо.
Достигнув величавой поступью середины веранды, Укава остановился, глянул на бегущие с крыши капли воды, поежился.
– Зонт, господин? – тотчас отреагировал слуга, теряя спесь.
– Не надо пока.
Вот он момент. Басо, набрав грудь воздуху, шагнул вперед:
– Нижайшее почтение, господин начальник.
Укава медленно повернул голову, посмотрел свысока, будто не ожидал здесь никого встретить.
– Ах, это ты, Басо. Все-таки пришел. Ну, чего там у тебя?
Трясущимися то ли от холода, то ли от волнения пальцами чиновник открыл футляр и извлек туго перевязанную бечевкой кипу бумаг.
– Ого! Внушительный труд, – Укава, отмахнувшись от помощи слуги, сам принял дар. – Признаться, не думал, что у тебя хватит терпения когда-либо завершить его. И бумаги сколько извел… Небось, на одних лепешках с лапшей целый год сидел? Семью мучил… Хотя ты не женат, верно?
– Совершенно верно, сир, – опять поклонился Басо. – Бранить меня было некому.
– Бранить, юноша, всегда найдется кому, – фыркнул Укава на робкое подобие шутки. – Понимаешь ведь, что я посмотрю твою писанину с придирчивостью? Как-никак не безвестный шалопай сочинял, на кону репутация Канцелярии! Осознаешь?
– Разумеется, господин начальник. Лишь о такой строгой оценке я и мечтаю.
– Это хорошо… Посвети-ка, Сицэмо!
Вельможа поднес рукопись к фонарю и перелистнул несколько страниц, заполненных аккуратным почерком.
– Старался, вижу, – проворчал он. – Времени там у вас в Ней-Тезе, похоже, свободного с избытком, вот и занимаетесь Бог ведает чем. От безделья.
– Честное слово, господин начальник! – вспыхнул Басо. Хихиканье мерзавца-слуги уязвили его особо. – Исключительно вне службы создавалось!
