ПРОЛОГ
В детстве и юности мы все примеряем на себя взрослые роли, гордимся, когда нам говорят, что мы выглядим старше своих лет. Сознавая, что ещё мало знаем о жизни, мы стремимся все сделать правильно, поэтому очень нуждаемся в похвале взрослых и стараемся её заслужить, ставя их мнение выше своего.
И так происходит во всех сферах нашей жизни. И если в отношении к образованию или воспитанию, опыт и мнение старшего поколения, как правило, идут нам во благо, делая из нас интеллегентных и успешных личностей, то в вопросах любви так бывает далеко не всегда.
Сначала, еще в детстве, нас останавливают, объясняя - ты найдешь ещё свою любовь, ты еще мал любить, твои чувства несерьезны, таких, как она (он) у тебя ещё будет миллион! И мы не возражаем, ведь, мы привыкли слушаться. А потом мы уже сами привычно останавливаем себя. И мы уверены, что, уж теперь- то, принимаем решение сами, что это - наш личный выбор. Но это не совсем так. Не всегда - так.
Мы соглашаемся с идеей о том, что детство и юность - только тренировка для настоящей жизни, ее черновик, а настоящая жизнь, которую мы будем жить набело, начнётся потом. Руководствуясь этим принципом, мы, порой, недооцениваем своих чувств, не придаем должной значимости своим желаниям.
Но практика показывает, что наши чувства, которые мы испытываем в детстве или в юности, ничем не менее значимы и не более ущербны, чем те, которые мы проявляем, будучи взрослыми. Любопытно, что с годами мы не накапливаем каких-то особых познаний в выборе своего спутника и по- прежнему набиваем шишки, почти не используя полученный опыт. А как мы сожалеем о не сказанных словах, не сделанных признаниях и не совершенных поступках! Только став взрослыми мы понимаем, что самое главное и важное было там, в далёкой юности!
Вот, например, Олег Волков и любовь всей его жизни - Люся Кошкина. Нам не известно, что именно из вышеперечисленного оказало влияние на его окончательное решение, или причина была в другом, но факт остаётся фактом - не поверил он своим юношеским чувствам, и, оказалось, что - зря. И ему дорого пришлось расплачиваться, чтобы постараться вернуть свою любовь. А дело было так.
ЧАСТЬ 1. СТАРШЕКЛАССНИК
- Ва-ась, посмотри на меня, - тихо прошептала Люся Кошкина Василию Степанову на ухо.
- Что-о? - в тон ей, тоже шепотом отозвался Вася, зацепившись взглядом за её аккуратное ушко с сережкой.
- Посмотри на меня.
- Посмотрел.
- Да не так.
- А как?
- Как бы со стороны. Как у меня прическа, не растрепалась?
- Люся, она не растреплется даже в ураган, ты вылила на нее полфлакона лака. Ею гвозди можно забивать. Ай, не клади мне голову плечо, поцарапаешь.
- Напомни, почему я пошла с тобой в кино?
- Потому что я классный.
- Даконечно.
Они все время с ней препирались, хотя - дружили. Нет, они не были одноклассниками и жили не на одной лестничной клетке. А познакомились только благодаря Люсиной невнимательности и неорганизованности. Одним скучным летним днем он сидел на скамейке в парке. Она подошла к нему сзади и закрыла ладонями глаза.
Он тогда уже занимался боевыми искусствами, обладал черным поясом и на рефлексе мог уложить кого-угодно, даже не глядя, но дурацкая, выходящая за рамки понятного ему шаблона поведения ситуация, заставила его сидеть смирно и он, кажется, даже улыбнулся.
- Отгадай, кто?
- Я не знаю.
- Ну, не будь букой. Ну, скажи.
- Ну, Лена.
- Нет, не Лена! - почему-то обрадовался тонкий девичий голосок.
- Тогда Марина! - он наугад перебирал женские имена.
- Нет!!
- Африкана Толстопопова!
Девушка зашлась в приступе хохота и отпустила руки. Он, наконец, смог её разглядеть. Невысокого роста, ему будет по плечо, стройная миловидная девчонка с веснушками на носу и верхней части, словно выбеленных, щёк. В ней смеялось всё - и солнечные непослушные волосы, вылезшие из тугих косичек, и теперь, подсвеченные солнцем, ярким нимбом горевшие над головой, и карие глаза, на дне которых россыпью лежал янтарь, и белое платье в мелкий синий горох. Она вся была лёгкая, светлая, как олицетворение лета и их безмятежной молодости. Говоря с ним, она постоянно крутилась, смотрела по сторонам и даже, немного то ли пританцовывала в такт музыке из своих наушников, то ли слегка подпрыгивала на месте от нетерпения куда-то сорваться. Казалось, что, будь у нее шарик, точно улетела бы.
Кажется, они были даже лично знакомы, он не раз видел эти рыжие косички во дворе. В прошлом году, кажется, даже отбил её портфель у малолетних разбойников, желавших заменить им футбольный мяч.
- Люська, ты, что ли?
Это точно была Люся Кошкина. Училась она в 42 школе, кажется, в 7 классе, что на три класса было меньше, чем у него. Три года разницы - это немного, но не тогда, когда тебе 14, а ему 17.
Люся немедленно замерла и перестала смеяться. Веснушки, только что подпрыгивающие солнечными зайчиками на ее щеках и курносом, немного обгорелом носу, выстроились в строгие обиженные ряды и замерли.
В это самое время сама Люся, как хамелеон, стала менять окраску. Это быстро у неё получалось. Рыжие и альбиносы быстро краснеют. Краска залила сначала ее уши, потом щеки, шею и даже, немного - грудь в вырезе светлого платья.
- Я не Люська. Меня зовут Люся Кошкина. Извини, я обозналась. Я думала, что... просто должна была встретиться здесь кое с кем.
- А ты, не мала ли встречаться, Кошкина? - засомневался Вася.
- Не твое дело, - ещё больше насупилась Кошкина.
Он смотрел на молодую девушку и не видел девушки. Девочка девчонкой. Но дело было в том, что плотно занятый спортом, он жил по спортивному режиму и, стыдно признаться, ни с кем абсолютно не встречался. Поэтому в такой прекрасный день и гулял в одиночестве в парке, потому что делать ему в тот день было абсолютно нечего, да и в сам парк он пришёл от скуки. Поэтому он и снизошел сейчас до этой малявки Кошкиной. Тем более, с ней было, на удивление, весело.
Вообще, водилось за Васей такое с детства - все маленькие детки его просто обожали и висели на нём гроздьями, и их родители были спокойны за своих чад, если за их присмотр отвечал Вася Степанов. Все недопонимания он разрешал прежде, чем маленький ротик озорника сложится коробочкой, а глазки наполнятся безутешными слезами, грозя пролиться водопадом. Серьезный, положительный парень. И Люсю Кошкину он точно знал с тех же времён, когда та ещё училась лепить куличики под его руководством. Сейчас-то, конечно, вон, какая барышня, поди, отрицать все будет, напомни ей об этом.
Поэтому он присел перед Люсей на корточки, заглянул в карие глазки своими уже по-взрослому строгими серыми, вытер большим пальцем слезинку с мягкой щечки, поправил съехавший набок бантик на поясе, и проницательно спросил:
