Утро было серое и неприветливое. Возможно, поэтому или от разбросанных по обочине тропинки ярких оберток, пластиковых бутылок и другого мусора из растрепанных собаками и кошками пакетов, настроение было мрачное. Летом все хоть немного прикрывалось травой, но остальное время года это безобразие назойливо лезло в глаза. Как-то незаметно быстро сменилось отношение жителей к месту своего обитания. Улица сузилась из-за желания владельцев особняков присоединить себе хоть метр, полметра уличной территории. Местами уже и двум машинам не разъехаться… От превращенной в серию запруд, чередующихся с заболоченным руслом, некогда раздольной речки, теперь веет не свежестью, а гнилью болота. Замусоренные, поросшие бурьяном и низким кустарником берега, как, впрочем, и вода, казались рассадником заразы. По дорожке приходилось ступать бережно и осторожно, чтобы не вступить во что-нибудь эдакое. Можно, конечно, еще идти по дороге, но разбитая, с болотом луж она тоже не вызывала приятных ощущений. А лихие водители так и норовили обрызгать тебя илом, да еще и окуривали машинными выхлопами. Прямо наказание какое-то, а не блага цивилизации!
Ноги сами несли по хоженой годами дороге, а мысли роились в голове нестройной чередой, то вытягивая из кладовой памяти картины прошлого, то устремляясь в будущее. Да и в настоящем проблем хватало.
В вагоне электрички было переполнено и воняло взрывоопасной для обоняния смесью пыли, грязи, пота, несвежей одежды, перемешанных с резкими запахами дезодорантов. Было душно, как в хлеву. Пассажиры, преимущественно молодежь, ежедневно курсировавшая в столицу на учебу или «на поиск счастья и чинов», дремала в наушниках с навороченными мобилками в руках. Они почти не общались друг с другом и оживлялись только от разговоров о мобильных услугах, да о компьютерных играх. Сонно посапывали бабульки, ехавшие с мешками и корзинами на базар и мужчины, работающие в столице или надеявшиеся ее найти. Мест на всех не хватало и считай столько же пассажиров, сколько сидело, упирались в спины и бока друг другу в узком проходе.
– Это у вас плеер или компьютер? – вывел ее из размышление голос за спиной.
Пожилой мужчина адресовал вопрос молодому человеку, который смотрел фильм на экранчике книжного формата. Тот на секунду оторвался от просмотра:
– Плеер, – и продолжал дальше следить за сюжетом.
– Компьютеры тоже такие есть, даже еще меньше, – продолжил, готовый уже замяться разговор, стоящий слева сосед. – Я на днях видел в магазине ноутбук – «Книга мухи» называется.
– Прикольное название, – подняла голову от игры на мобилке, девушка.
– Да. Flybook по-английски. 10-ти дюймовый поворачивающийся экран, встроенная SIM-карта, работает до 3-х часов без подзарядки. Вещь отличная и стоит не многим больше 2 тысяч долларов.
– А какой вес этой мушиной книги? – раздалось с дальнего сидения.
– Вот чего вам не скажу. Я обратил внимание только на технические характеристики. А еще там была малютка, примерно как это плеер – 7 дюймов по диагонали и стоила всего $370. Правда без DVD-ROMа.
– Чему вы радуетесь? Разве вам неизвестно, что компьютеры очень вредны для человека, – подала голос, дремавшая у окошка, женщина. Все уставились на нее. – Да, да! И мобилки тоже. Вот вы носите их в карманах брюк, – кивнула она на сидящих напротив, – а эти вот «компьютеры», – она указала на плеер, – держите на коленях и не задумываетесь над тем, что не сможете иметь детей… И нечего хихикать! Уже сейчас создается Банк зародышей на такой случай. Я читала…
Тут поезд остановился, и она заспешила вслед за остальными к выходу.
Метро «Вокзальная» стольного града Киева, реликт отечественного метростроения, сразу окунал приезжих в атмосферу насквозь прогнившей страны. Узкий вход, в который и зимой, и летом дважды в день еле-еле втискивалась толпа пассажиров, заканчивался таким же тесным залом, с которого двумя эскалаторами плечом к плечу спускалась она в душный зал, разбредалась по платформам и, ломая двери, втискивалась в вагоны, пестротой рекламных плакатов пытающихся закамуфлировать свою старость и убогость. Длинный переходной туннель со станции «Хрещатик» на «Независимость», с времен постройки не знавший вентиляции и капитального ремонта, наполнялся топотом сотен ног, поднимающих пыль с протертого до щебня бетонного пола. Людская река стекала со ступеней и растекалась ручьями на все четыре стороны.
Путь Александры Филипповны лежал к набережной Днепра, еще не так давно служившей местом прогулки киевлян и гостей. Сейчас же она навевала уныние и горечь утраты, как, впрочем, и весь город. Намертво пришвартованные к причалам баржи и теплоходы, превращенные в угоду Мамоне в гостиницы, рестораны, кафе и казино, зазывали прохожих красочными плакатами с обещаниями всевозможных развлечений. Их цветистость и показное великолепие составляли резкий контраст с болотного цвета безжизненной водой, устало плескавшейся о набережную в редких просветах. От пяти причалов из двух десятков деловито сновали прогулочные катера, оглушая окрестности ревом поп-музыки. Пятнами на песке противоположного берега краснела беззаботная часть населения, подставляя свои телеса ласковому утреннему солнышку, которое единственное оставалось в этом мире неизменным.
Киев уже не вызывал у нее восхищения как прежде. От Древнего Киева, которым так гордились украинцы, считай ничего не осталось. Хрещатик понемногу превращался в плохую копию Бродвея. Воспетые поэтами каштаны обсела моль, столики кофеен на тротуарах шли в разрез с ментальностью украинца, стесняющегося есть на людях. А многочисленные англоязычные надписи приводили просто в шок своей неуместностью в столице Украины: народ которой практически не знал английского. Потуги градостроителей подогнать город под европейские стандарты привели к тому, что прежний красавец Киев стал похож на престарелую куртизанку, скрывающую под дорогой косметикой свою дряхлость.
Шум шестиполосного каравана машин мешал сосредоточиться. Да, собственно, она уже и пришла. Небольшая Почтовая площадь смотрела на Днепр стареньким зданием речного вокзала, облепленного вывесками арендующих помещения компаний. Через дорогу в окружении помпезных многоэтажек стоял еще один киевский реликт – здание бывшего припортового элеватора, которое, к несчастью работающих здесь, так и не смогли подорвать во время войны. Тут и находился, как теперь стало модным говорить, ее «офис». Облупленные, с пятнами «косметического» ремонта, стены коридора, полутемная комнатка в полуподвальном помещении, смотрящая зарешетчатым оконцем в нишу тротуара, духота, сквозняк и холод в любое время года. Если заглянуть в просвет под козырьком ниши, и можно было видеть золоченые купола церкви Рождества Христового. Церкви в стране росли, словно грибы в теплом влажном осеннем лесу, но нравственности это населению не прибавляло.
