с апреля по октябрь
Серенада
Петров жил на пятом этаже. Его балкон выходил на главную улицу, а такие балконы было запрещено стеклить и складывать там барахло. Петров поставил на балконе стул и выходил туда покурить и даже выпить кофе. Особенно по выходным, с апреля по октябрь.
Снизу к балкону подступали деревья, тополя и липы. Они тянулись до седьмого этажа, так что в квартире было темновато. Зато на балконе был просто сад, и это в самом центре города. Петрову нравилось.
Рядом – рукой дотянуться можно – был другой балкон. Совсем неустроенный и голый, даже без плитки на полу.
Однажды на нем появилась девушка. Был поздний теплый апрель, она была в курточке и брюках. Она вытащила сигареты. Петров протянул ей зажигалку.
Они молча покурили, и каждый скрылся в своей балконной двери.
Петрову стало интересно, кто она такая. Этот балкон был от квартиры из другого подъезда, поэтому он никогда не встречал ее в лифте, а во дворе он на прохожих девушек не засматривался. Тем более что она была не такая уж прямо чтобы засмотреться.
Она появилась через три дня. Петров как раз пил кофе, потому что было субботнее утро.
– Чашечку кофе? – сказал он.
– Не откажусь, – сказала она.
– Тогда подождите, – и он пошел на кухню.
Десятого июня вечером они начали целоваться, перегнувшись через перила. У Петрова слегка щекотало под коленками.
Они так целовались месяца два, наверное. Примерно раз в неделю.
Наконец она шепнула:
– Полезай ко мне.
Петров промолчал.
– Тогда я к тебе, – сказала она и стала закидывать ногу на решетку.
– Упадешь, разобьешься! – замахал руками Петров. – Приходи ко мне, у меня квартира сто девять. Или я к тебе, у тебя какая?
Она отпрянула и скрылась. Петров побежал стелить постель. Но она не пришла. А через два дня снова вышла на балкон.
Еще через месяц она спросила:
– Ты правда боишься?
– Ты упадешь, – сказал Петров. – Зачем это?
– Ну и пускай, – сказала она. – Я буду с тобой или умру. Потому что мне нет смысла жить без тебя.
– Я не достоин такой любви, ты что! – сказал Петров.
Но она уже перелезала через балконную решетку.
– Не надо! – закричал Петров и оттолкнул ее протянутую руку.
Она упала в голую крону тополя – был уже октябрь – и исчезла среди ветвей, как кошка.
Петров не понял, куда она делась. Но ясно было, что не разбилась. Ни толпы, ни скорой. Он почти успокоился.
Прошло три дня. Потом еще неделя. Потом Петров спустился вниз, вошел в соседний подъезд, поднялся на пятый этаж, чтобы найти ее квартиру.
Там была обшарпанная дверь с табличкой:
«СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ. ВХОД ВОСПРЕЩЕН».
ночная жизнь
Двадцать четыре минуты про любовь
– Ты что ногами дрыгаешь? – пробормотал Сережа. – Дай заснуть, слушай!
– Спи-спи-спи, – ласково прошептала Даша, но потом не выдержала: – Господи, прямо шелохнуться нельзя! Зачем ты меня разбудил?
– Извини, – сказал Сережа. – Давай, спокойной ночи.
– Я теперь не усну!
– Ты, главное, лежи тихо.
Он повернулся на спину. На потолке была светлая полоска от неплотно зашторенного окна. Раньше, когда не спалось, он шел на кухню, к холодильнику. А сейчас есть не хотелось, секса не хотелось, вообще ничего не хотелось.
Потом скосил глаза влево. Даша лежала, тоже глядя в потолок. Заметил, что она покосилась на него. Захотел ее погладить, хотя бы поверх одеяла. Но тут же расхотел. Громко вздохнул.
– Я должна тебе сказать одну вещь, – сказала она.
– Давай, – сказал он.
– Я тебе изменила.
– Молодец, – сказал он. – Ну, что замолчала?
Она оперлась на локоть и принялась рассказывать. Долго, мстительно и подробно. Сотрудник смежной фирмы. Даже назвала имя и фамилию – Сережа его знал. Встретились на выездной конференции, и всё. Она просто не владела собой. Она всегда именно об этом мечтала. Чтоб не владеть собой. Мужчина, который не задает вопросов. Который делает так, как ему хочется. Всегда. В жизни, в постели, везде.
От этих разговоров у Сережи даже появилось что-то вроде желания, но он внутренне хмыкнул: извращение какое-то. Закинул руки за голову.
– Понятно, – он перевел дыхание. – Ну, ладно. Хорошо. Тогда откровенность за откровенность. Я тоже.
– Кто она? – спросила Даша.
Сережа ответил: бывшая жена их близкого друга. Бывала у них в доме, пока с этим другом не развелась. Что он в ней нашел? Если совсем честно, то смешно сказать – фигуру. Баба как баба, не лучше прочих. Но во всем теле, понимаешь ты, такой особенный изгиб. Про изгиб он в книжке читал, забыл в какой. Или рассказывали. Но неважно. Главное, точно сказано: изгиб. В глазах темнеет.
– Докажи, – сказала Даша.
– Да пожалуйста, – зевнул Сережа, беря с тумбочки мобильник. – Позвони ей, прямо сейчас, она очень поздно ложится.
– Какая же ты сволочь, – заплакала Даша.
– Ай-ай-ай! – Сережа всплеснул руками. – А ты кто?
– Я же всё это выдумала!
Сережа помолчал, а потом сказал:
– Я тоже всё выдумал. Сочинил. Придумал.
Даша долго молчала, а потом тихо и раздельно сказала:
– Я тебе не верю.
– А я тебе! – крикнул Сережа, встал и голый пошел на кухню.
Поставил чайник. Достал из холодильника колбасу, сделал бутерброд.
Потом на кухню пришла Даша, тоже голая.
Они попили чаю и пошли спать.
племянница вдовы троюродного брата
Описание кино
Представим себе автостанцию в небольшом городе.
Площадь на окраине. Разбитый асфальт. Люди с баулами и рюкзаками. Автобусы подъезжают и уезжают.
Женщину в беретке и плаще зовут Валентина Сергеевна. Ей за сорок. Она ждет мужа. Он должен вернуться из командировки, из такого же небольшого города километров за полтораста отсюда. Он довольно часто ездил именно в тот город, но всегда уезжал и приезжал сам. А вот теперь зачем-то позвонил, чтобы она его встретила.
Он выходит из автобуса. У него портфель и сумка. Вытаскивает еще одну сумку, на колесиках. У него такой не было, когда он уезжал.
Он помогает выйти из автобуса девушке лет двадцати пяти. Малокровная, напуганная. Нет, не девушка, а женщина. Потому что беременная на восьмом месяце.
Он объясняет: ее зовут Галя, она племянница вдовы его троюродного брата, попала в ужасную ситуацию, она сама потом всё объяснит. Жить негде, скоро рожать, а у них просторный частный дом и нет детей.
Девушка сует Валентине Сергеевне свою холодную мокрую руку.
Валентина Сергеевна поняла все, но это было так ужасно, что она сделала вид, что ничего не поняла. И потом сама половину времени верила, что ничего не понимает, и ей было удобно жить. Но вторую половину времени она все понимала и удивлялась, как она это терпит. Но находила разные бытовые отговорки. И потом, не выкинешь же из дому эту бледную немочь на сносях. Тем более что она к ней даже привязалась. Галя была тихая, смотрела голубыми глазами и кивала.
Муж Валентины Сергеевны продолжал настаивать, что Галя – дальняя родственница и более ничего. Но Гале он говорил тайком, что с Валентиной Сергеевной его не связывает ничего, кроме уважения.
