Я ел свое лицо
Пролог
В жизни есть моменты, когда ты как будто начинаешь задавать вопросы судьбе, самой сути. Спорить. Говорить ей, что жизнь это не хаос, поэтому возможно не все. В ней все же действуют некоторые законы и действительно есть что-то святое, неизменное, на что нельзя повлиять. Как будто мы это не выдумали, а все так и есть. Ты говоришь судьбе, что обманул ее. В вечном хаосе ты все же нашел точку опоры, которую она прятала. Ты думаешь, что эта твердь под ногами – дорога, которая ведет за горизонт. Но ты сам себя обманул, точка опоры – всего лишь след. Следующий шаг снова повергает тебя в бездну…
Я наблюдал, как густая теплая масса стекала по острому лезвию. Яркие блики металла резали глаза.
Когда я успел стать таким?
Убийцей. Диким зверем. Самое смешное, что я не могу вспомнить тот самый момент, что направил мою руку с ножом в ее мягкую плоть. Моя память отгородилась от правды. Моментально стерла картинку ее смерти. Огромные, безразличные ко всему, баррикады в моей голове…
Мне все равно…
Я наблюдал отражение люминесцентной лампы в ее крови.
Никаких эмоций. Абсолютно. Я не чувствовал тяжести навалившегося груза. Не чувствовал я и облегчения…
Лишь вопросы. Которые мне будет страшно когда-нибудь себе задать.
* * *
Он сидел, и тихо наблюдал последние предсмертные спазмы умирающего мирка. До блеска начищенные туфли утопали в песчаной зыби разлагающегося пляжа. Песок, что служил домом для аборигенов, поглощал их убогие жилища. Он впитывал кровь, что липким дождем падала с неба. Люди проносились множеством беспорядочной пыли перед глазами наблюдателя. Чашка утреннего кофе чуть прижгла улыбку на бледном лице, человек скривился и начал дуть, остужая напиток.
Затылком почувствовал надвигающуюся опасность. Опасность не для себя – для них. Огромная волна несла свою мощь на судьбы несчастных жертв.
«Какие же они смешные в своем страхе».
Человек схватил за горло пробегающего мимо аборигена, чернокожий паренек даже не думал смотреть на него, устремив свой бешеный взгляд на приближающуюся смерть. Но смерть пришла раньше…
Бледная рука легким движением пальцев переломила тому хребет. Тут же весь хаотичный фон исчез с заднего плана, оставляя лишь белый холст, жнеца и его жертву.
Абориген не умер и все еще обреченно смотрел на человека.
– Ага, значит, ты был плохим мальчиком Замбвези?! – Облизнулась клыкастая пасть.
В несуществующем мире никто не мог слышать страшные крики аборигена, чье тело с таким наслаждением вкушал страшный монстр.
Закончив трапезу, человек достал из кармана платок:
– Ну вот, я из-за тебя испачкал свой смокинг. – И принялся неторопливо счищать пятна крови с одежды…
* * *
Выбор. Есть ли он у нас?
К сожалению да. Иначе меня бы не мучили вопросы. Не было бы стыда за принятые решения. Я был бы спокоен, свалив это бремя на судьбу.
Виновен кто-то, но не я…
Слишком просто.
Жизнь более изощренная и мучительная пытка.
Во всем виноват я. Во всем виноват ты.
Все гораздо интересней и страшнее.
Несколько правильно принятых решений приводят к катастрофе, в то время как ошибка неожиданно дарит спасение.
И постоянно спрашиваешь себя, правильно ли ты поступил? Правильно ли ты поступаешь?! Что бы было если бы?..
Эти вопросы всегда и везде. Давят тяжким грузом на всем твоем пути. И не важно, какое решение ты принял…
– Ты веришь в любовь?
Она спросила, впившись в меня счастливыми глазами. Мой мозг перебирал десятки ответов в поисках лучшего. Более подробно описывающего мои чувства…
Лимит времени кончился.
Улыбка спала с ее лица. Но не с глаз:
– А я верю!
– Я тоже… – Это было больше похоже на вздох безысходности. Пустой скулеж. Почему из всех красочных описаний моей души я выбрал… этот ответ.
Она тускло вздохнула.
Ее нежная холодная длань обжигала мне руку, я почувствовал, как по телу пробежал небольшой разряд.
Ветер знал мои чувства, яростно обдувая снежным пухом наши тела. Сколько градусов хранило сегодняшнее зимнее утро? Мне казалось градусов сорок жары. Холодный снег попадал на лицо, быстро стекая по коже горячими каплями.
Ты почти счастлива, я вижу это. Чувствую. В моей голове крутятся картины нашего общего будущего. Настоящее вплетает в него свои яркие, теплые лучи. Светлые блики слепят меня…
– Скажи мне что-нибудь. – Ей надоело ждать. Все то время ее мозг был забит напряженными мыслями. Ей было неуютно в молчании. Я шел и наслаждался близостью, она – агонизировала от нелепой, как ей казалось, тишины.
Я что-то сказал. Этого хватило – ее нежный стан заметно расслабился.
В какой-то момент стая голубей окружила нас серым ореолом. Мягкий пух крыльев цеплял мое лицо и плечи.
Она ярко смеялась:
– Никогда такого не видела! – Живые глаза выламывали стальные двери в моем мозгу, оседая легким, детским счастьем на душе.
Птицы быстро исчезли в лучах просыпающегося солнца, где-то далеко в небесах…
Птицы, которых я никак не могу забыть! Глаза, которые до сих пор ломятся в давно закрытые двери, в руины сгоревшего сознания.
* * *
«Иногда мир разговаривает с нами» – Как-то сказал мне один мой знакомый. Эти слова я вспомнил, как только открыл книгу, и первыми, прочтенными мной, строчками стали:
«Время не лечит раны, оно учит жить с болью…»
Мне напомнили, что я всего лишь человек. И все, что я пережил, будет вечно жить со мной. Я никогда не забуду. Мои мысли не отвлечь никакими книгами. Не смыть алкоголем. И эта кровоточащая рана будет вечно пожирать меня. Сколько не пытался, я не мог ее залечить.
Я не смог найти себе оправдание…
Моя рука дрожала. Но лишь для того, чтобы направить плохо-заточенную сталь по взбухшим венам.
Укол боли. Немного неприятно. Я вдруг почувствовал себя невероятно тяжелым и с каждой каплей пролитой на кафельный пол крови, мой вес увеличивался. Мир стал нестерпимо ярким. Я закрыл глаза, чтобы их не слепил свет, и у меня не хватило сил снова открыть их.
Хорошо, что я заранее лег. Холодный кафель кухни был невероятно мягок. Он впитывал мою кровь, мой прах, делая меня частью квартиры. Ее мебелью…
* * *
Красные и синие огни вгрызались в глаза сквозь омертвевшие веки.
«Быстро в палату его»…
«Пульс слабый»…
«Мы его теряем»…
«Только так ты спасешь ее»…
В поисках себя
Человек лениво бродил по бесцветным улочкам города. Его черный похоронный костюм четко совпадал с этим мирком. Он подцепил носком туфли пустую бутылку из-под минералки и принялся набивать ее что футбольный мяч. Пнув бутыль далеко в пыльный воздух, человек посмотрел наверх – огромные стаи ворон кружили в небе живой петлей, затягивая ее на тусклой шее солнца.
Веселый, детский смех вырвался из недр клыкастой пасти:
– А мне нравится этот Саша.
Как будто в опровержение его чувств, стая ворон разлетелась черным хаосом, напуганная жалящей яркостью светила. Жалкий мирок начал сопротивляться, вдыхая в себя жизнь. Яркие краски нервно начали отражаться в окнах домов, зеленой траве и цветущих деревьях. Унылые звуки одинокого ветра сменил многогранный щебет птиц. Природа впустила в себя живое, приводя все в движение.
