14 июля 2015 года. Около часа дня
Я стояла и разглядывала витрину, в которой было выставлено идеальное красное платье из последней коллекции. Я залюбовалась им и полностью отключилась от внешнего мира, погрузившись полностью в свои мысли. Со мной такое происходит постоянно. Я смотрела в витрину и думала, что вот она, идеальная одежда для идеальных людей, которых не существует. У меня никогда не было денег на такое платье, и я никогда не захожу в дорогие магазины, какой смысл туда заходить, если все равно ничего не купишь? Эта привычка выработалась у меня еще с тех пор, когда я сама работала продавцом, и меня очень раздражало то, что многие люди приходят туда, как в музей, задают кучу вопросов, все пересмотрят, перемеряют и все равно ничего не купят, даже если это им подойдет. Это бесило меня ужасно!
Но даже если бы и были деньги, зачем мне платье, которое я никогда не надену, просто некуда его надеть, в провинциальном и промерзлом Мурманске платье от Шанель – просто смешно!
Да и фигура для такого платья должна быть идеальная, коей я никогда не отличалась, да и хорошо бы быть помоложе… Хорошо быть молодой и красивой. Хорошо быть идеальной и носить божественные платья. А я не идеальна ни снаружи, ни внутри… Люди не могут быть идеальными, не могут и не должны. Наверно, поэтому они любят себя окружать красотой. Идеальные вещи для неидеальных людей – вот где истинная гармония.
Я стояла и думала обо всем этом. И вдруг откуда-то, словно издалека, услышала французскую речь, мужчина стоял около входа в магазин и заговорил со мной. Я немного знаю французский, но понимаю его, только когда со мной разговаривают, как с трехлетним ребенком – солнце теплое, трава зеленая, дождь мокрый и в таком роде. А когда люди говорят быстро, и я не вижу их лица, то я слышу просто какую-то кашу из какофонии звуков с ярко выраженным р-р-э. Я повернулась к нему и сказала:
– Бонжур.
Он улыбнулся, симпатичный молодой мужчина лет двадцати пяти с ясными глазами и открытой улыбкой. «Таких обычно печатают в журналах», – подумала я.
– Бонжур. Почему вы стоите на улице? – насколько я смогла понять, спросил он.
Я на ломаном французском начала объяснять, что просто стою тут и смотрю на платье.
– Откуда вы? – спросил он.
– Из России.
Он засмеялся и заговорил со мной на самом моем любимом языке – конечно, на русском!
– Смешно, когда я увидел вас, то подумал, что вы местная.
– Ну да, конечно, разве тут есть местные? В это время тут одни туристы, а местные все на работе.
– Почему? Я вот местный, – он опять засмеялся.
– Как местный? Вы же русский?!
– Ну да, моя мама вместе со мной переехала сюда в девяносто втором.
– Да? И сколько вам было тогда? Год или два? – спросила я.
Он опять засмеялся.
– Нет, мне было девять.
– Ага, а я закончила среднюю школу в девяносто первом, и мне было семнадцать, ага, многовато мне тогда уже было.
– Почему вы не зайдете внутрь?
– Куда?
– В магазин?
– Нет, мне там нечего делать.
– Но вам же нравится платье? Вы же на него смотрите?
– Да, но я не могу его купить, и мне оно не нужно.
– Если вам не нужно платье, зачем вы сюда пришли?
– Не знаю, просто гуляла. Шла мимо, увидела платье, вот и все.
– Ну, раз вы столько простояли, глядя на него, значит, вам нужно его примерить.
– Нет, оно мне не подойдет.
– Оно подойдет вам, я уверен, – сказал он. – Давайте на спор, если оно вам подойдет, то вы сходите со мной куда-нибудь. Если нет, то я куплю вам сумку из этого магазина, любую, на выбор.
«Какой на фиг еще на спор!» – подумала я, но сказала:
– Сумки здесь стоят целое состояние!
– Да, но сумку я могу себе позволить, а платье из новой коллекции, конечно, дороговато, – он опять засмеялся.
Я стояла, и в голове моей отдаленно пронеслось: «Что?! Какого черта ему надо? Мне сорок лет, я совершенно обычная женщина, заурядной внешности, а он выглядит как голливудский актер со своей обескураживающей улыбкой, и это походило на развод». Но мозг мой внезапно отключился, и я сказала:
– Идет!
Он опять засмеялся, и мы вошли вовнутрь.
В огромном светлом фойе до сих пор жил дух Габриель, здесь был ее запах, ее воля, ее стиль, ее бесконечное одиночество. Внушительная лестница с черными воздушными перилами уходила вверх и притягивая к себе, маня в святая святых, в ее комнаты, в ее ателье. Хоть бы раз побывать там.
Как жалко, что ее одежда стоит так дорого. Мы свернули от входа налево и оказались в мире совершенства. Глаза разбежались, я не могла сосредоточиться. К нам быстро подошла девушка-богиня с бесконечно длинными ногами и выразительными ярко-синими глазами. К моему великому изумлению, она тоже заговорила по-русски, предварительно одарив нас обворожительной улыбкой.
– Гаспар, привет!
– Привет, Аннет!
– Тебя давно не было видно.
– Я был на съемках.
– Новая коллекция?
– Да.
И понеслось щебетанье о том, как прошли съемки, и всякая подобная ерунда.
Я отметила про себя, что оказалась совершенно права, он или актер, или модель, а потом мой взгляд опять переместился на девушку, и я подумала о том, где же находится эта фабрика по выпуску этих инопланетных существ неземной красоты.
– Аннет, мы хотим померить это платье, – и Гаспар указал в сторону витрины.
– Вы хотите померить? Ты что, с ума сошел! Новая коллекция – пятьдесят тысяч!
– Слушай, давай мы примерим быстро и уйдем.
– Нет! Тебе оно не по карману.
– Давай, снимай его с манекена ради нашей старой дружбы.
– Оно не подойдет ей по росту, – сказала она, глядя на меня, – оно на метр семьдесят, не меньше.
– Подойдет, видишь, она на каких каблуках.
Спор не был недолгим, Гаспар… (что за имя-то такое дурацкое, нет, для француза нормальное, но для русского!) улыбнулся, и Аннет оттаяла как-то сразу.
Я зашла в примерочную, размером, наверное, с мою двушку, и начала раздеваться.
