Холод пришел на земли Квебека. Настоящий. Зимний.
Такой же холод царил с некоторых пор в отношениях Клементины и ее мужа.
Она думала и никак не могла понять, вспомнить не могла, когда все окончательно сломалось. Когда из супругов они превратились во врагов? Раздражение, обиды – все это копилось, собиралось и однажды обрушилось, подмяло под себя их: весь их быт, их совместные вечера, их способность хоть как-то общаться.
Оливье приходил домой все позднее и все реже. То оставался ночевать в казармах, то засиживался до утра с друзьями за картами.
В доме: на столах, на бюро, даже на полу у постели, - то появлялись, то исчезали россыпи монет. Клементина, впрочем, о результатах бессонных ночей мужа догадывалась еще до того, как успевала заметить появление или исчезновение денег. Настроение Оливье стало неустойчивым. Чаще – дурным. Он не говорил с ней больше, взглядывал едва, усаживаясь за стол завтракать. Сидел напротив, механически поглощал все, что подавала Николь. Молчал.
Молчала и Клементина.
Она не знала, как все исправить. Больше того: она не была уверена, что в самом деле желает что-то исправлять.
Северак, - она не могла упрекать его за это, - тоже стал все чаще ночевать в казармах. Она спросила однажды о причинах – он замялся, не нашелся, что ответить. Она покачала головой – больше не спрашивала.
Однажды, придя домой уже после полуночи, Оливье вдруг поднялся к ней в комнату. Отворил дверь. Бросился в ее постель.
Он был мертвецки пьян.
Клементина проснулась не сразу – какое-то время боролась во сне со страшным чудовищем. Оно было огромным и не желало ей зла. Просто случайно, не глядя, оно наступило на нее – маленькую, едва ли больше размера одного из его, чудовища, пальцев. И она никак не могла выбраться, освободиться, вдохнуть.
Проснувшись, она поняла, что чудовище – не вполне сон.
Оливье придавил ее своим телом, наступил рукой на волосы. Она не могла шевельнуться.
Когда, очнувшись, она стала сопротивляться, протестовать, он зажал ей ладонью рот.
Он взял ее жестко и быстро. Двигаясь, тяжело дышал – то рычал, то всхлипывал. Кончив, откатился в сторону. Похлопал ее по щеке. Попытался чмокнуть в плечо, но промахнулся, ткнулся носом в разорванное кружево.
Ее мутило.
Когда он ушел, она не смогла подняться. Лежала, распластавшись на постели, охваченная ужасом. Прислушивалась к тому, как твердел, делался каменным ее живот. Как, едва судорога утихала, начинало биться внутри дитя. Держала ладонь на животе, шевелила губами, шептала, уговаривала ребенка подождать. Уговорила.
С этой ночи она стала запирать дверь в спальню.
Несколько дней после - оставалась в постели. Боялась шевельнуться. Все прислушивалась к тому, что происходит в ней. Будто заледенела – не могла есть, не желала говорить.
Впускала в комнату только Николь и Клодин. Вздрагивала при всяком шорохе за дверью.
Оливье не приходил. Николь говорила – не появлялся. Смотрела на госпожу сочувственно. Клементина молчала.
К концу недели - время было около полудня - внизу хлопнула входная дверь. Клементина поднялась, взялась рукой за прикроватную стойку, выпрямилась с трудом – чувствовала себя так, будто была давно и безнадежно больна. Так и стояла, замерев.
Внизу звучали голоса – она не могла разобрать ни слова. Голоса смешивались, сплетались, бессмысленно нагромождались друг на друга. Потом зазвучали быстрые шаги. Когда на пороге появился Северак, Клементина вдруг выдохнула, ослабла. Задрожала. Уронила руки. Какое-то время, - ей показалось – вечность, - смотрела на него. Потом бросилась к нему, спрятала лицо на его груди. Разрыдалась.
Он прижал ее к себе. Стоял растерянный. А она все всхлипывала, шептала что-то. Он слышал только – «пожалуйста».
Она шептала – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Не могла остановиться. Не могла оторваться, отодвинуться от него. Не могла поднять на него глаз.
Он стоял. Держал ее в кольце рук.
Когда она утихла, перестала дрожать, оторвал ее от себя, заглянул ей в лицо.
- Что? – спросил хрипло. – Что случилось?
Она замотала головой.
- Не уходите больше. Не оставляйте меня.
Он смотрел на нее, прищурившись. Потом поднял руку, стал гладить ее по лицу – медленно, едва ощутимо. Завел прядку за ухо. Коснулся губами ее лба.
Взглянул куда-то поверх ее головы.
- Я не уйду, - сказал. – Не уйду.
Она все не отпускала его руку. Он подвел ее к кровати. Усадил ее, сам опустился на корточки.
- Расскажите мне, что произошло.
Она вдруг покраснела. Закрыла глаза.
Подождав ответа минуту-другую, он поднялся.
- Скоро обед – я пойду, распоряжусь, чтобы накрывали на стол. А вы отдохните пока.
Голос его звучал спокойно. И она расслабилась. Отпустила его руку, согласилась прилечь. Даже задремала.
Когда Клементина проснулась, уже почти стемнело. Самое время было запаливать свечи.
Она поднялась, набросила на плечи накидку – в комнате было холодно. Спустилась вниз. Дом казался пустым. Она добрела до кухни, распахнула дверь. Николь и Клодин сидели у очага. Рядом, на полу, дремали два паренька – из тех, что время от времени приходили в дом, выполняли всякие мелкие работы: чистили крыльцо, убирали снег, кололи дрова.
Увидев госпожу, девушки вскочили, уставились на нее, как будто растерялись.
- Сколько теперь времени? – спросила Клементина. – И где господин де Северак?
Николь и Клодин помолчали, потом заговорили одновременно.
- Господин де Северак еще не вернулся. Сказал – скоро буду. И пропал. Сказал – через полчаса чтоб стол был... Мы накрыли. Вы спали. А он ушел. Мы и убрали…
Клементина смотрела на них, соображая. Потом подошла ближе.
- Что вы ему рассказали? – спросила тихо.
Они опустили головы. Обе.
Клементина ахнула, заметалась. Бросилась к двери.
- Подайте мне плащ, быстро! – кричала. – Быстро!
Девушки суетились, хватали ее за руки, отговаривали.
- Нельзя, госпожа! Нельзя! Господин де Северак сказал, чтобы его ждали дома. Он вернется. Может, он на службе… Господин де Лоранс…
Клементина не слушала. Только когда ее слуха достигло имя мужа, она замерла на мгновение.
Повернулась.
- Что вы наделали, девочки! – сказала. – Он его убьет.
*
Он мог бы убить.
Северак слушал лепет двух девиц, сжав кулаки. Они говорили еле слышно – то и дело умолкали, переглядывались, теряли слова. Ему и не нужно было подробностей. Он уже понял. И теперь, глядя на поникшие фигурки девочек-служанок, вспоминал их госпожу: ее бледное лицо, тонкие руки. Ее глаза. Он впервые видел страх в ее глазах.
Он дослушал до конца. Когда обе замолчали – кивнул. Пристегнул шпагу, медленно завязал тесемки плаща. Натянул перчатки. Распорядился насчет обеда. Последнее, едва он вышел за порог, показалось ему нелепым – какой обед! Какой, к черту, обед! Что бы дальше ни произошло, аппетита сегодня не будет ни у кого.
