1. Пролог
ВНИМАНИЕ!
(скажу сразу!) Я НЕ историк и НЕ утверждаю, что все так и было! Таково моё альтернативное видение того времени!
Пролог
Бывают в жизни положения, выпутаться из которых можно только с помощью изрядной доли безрассудства.
Ф. Ларошфуко
Боль, обида, разочарование, злость – они съедали ее изнутри, не позволяли дышать полной грудью, улыбаться, радоваться простым мелочам, мечтать. Казалось, кто-то перерезал последнюю нить, что держала ее над пропастью, и вот теперь она тонула, падала, отчаянно пытаясь разглядеть там впереди хотя бы тусклый лучик света. Но его не было…
Расхаживая по комнате из стороны в сторону, она смотрела на свои руки, в которых дрожал лист бумаги, изрядно помятый и истерзанный. Сделав глубокий вдох, девушка решительно подошла к комоду, скрутила письмо в тонкую трубочку и подожгла его над свечой. Взгляд застыл на неровном пламени, стремительно пожирающем бумагу и подбирающемся к ее пальцам. Она бросила его на серебряный поднос рядом с чашкой недопитого чая, желая убедиться, что после ничего не останется. Здесь и сейчас она отчаянно пыталась сжечь горькую правду, обрушившую ее мир, хотела уничтожить малейшее напоминание о НЕМ, но вырвать его из сердца было слишком тяжело.
Снова по щекам катились слезы: наверное, тому виной едкий дым?! Уж, конечно, других оправданий и быть не может! Она посмотрела на собственные руки: тонкие пальцы все еще дрожали, и девушка сжала их в кулаки. Впервые в жизни больше всего на свете ей хотелось причинить боль другому человеку, насытиться созерцанием чужих страданий. От этих мыслей стало гадко и даже противно. «Это НЕ я!»
— Госпожа Строгонова, не соизволите ли вы отворить мне дверь? Должен предупредить вас, что я крайне не терпелив и ужасно раздражителен, так что пошевеливайтесь!
Знакомый голос заставил ее вздрогнуть и обернуться, она совсем забыла о его приезде, хотя знала о нем еще неделю назад. В груди что-то зашевелилось, словно подталкивая ее к двери, наполняя легкие таким необходимым сейчас воздухом.
— Алекс, — выдохнула она, едва распахнув дверь.
Она обняла его, крепко сжав руки, чем явно ошеломила гостя, но он быстро опомнился и, прочистив горло, заговорил с ней в привычной развязной и немного пренебрежительной манере.
— Пшеничка, ты меня удивляешь! Что, так сильно соскучилась? Тогда отчего же редко писала мне письма, ни разу не признавалась, что тоскуешь? Может, ты воспылала ко мне нежными чувствами, м?
Закинув голову и встретившись с насмешливым и наглым взглядом, Алиса тут же отстранилась от него.
— Ты должен мне помочь! — заламывая руки, произнесла она пересохшими от волнения губами.
Взгляд князя изменился, смешинки растаяли, острый проницательный и очень внимательный взор подмечал малейшие изменения ее лица: поджатые губки, сведенные брови, решительно вздернутый подбородок и нервные движения рук.
— Должен? Не люблю это слово и никак не припомню, когда бы мог тебе задолжать, разве что… ты хочешь попросить меня о поцелуе? В таком случае я готов открыть для вас, сударыня, неограниченный кредит! — он снова шутил, но его улыбка не доходила до глаз и была скорее привычкой, нежели искренним порывом развеселить девушку.
Алекс чувствовал ее волнение и тревогу и еще не понял, как следует себя вести и что именно так огорчило девушку.
— Прекрати паясничать! — одернула его Алиса, торопливо облизывая губы и пряча взгляд. — Кажется, ты называл меня своей сестрицей, а теперь вот заговариваешь о поцелуях! И не совестно? — попыталась упрекнуть князя девушка, неловко отступая от него на полшага спиной вперед.
— О, это было давно, точно до того, как ты превратилась из забавной малышки в прелестную красавицу! Увы, но я больше не испытываю к тебе братских чувств! – хищно прищуриваясь, заявил Алекс.
— Дурак, — обиженно заключила Алиса.
— Осторожнее, пташка, кажется, ты хотела просить меня об одолжении, а я человек обидчивый, могу оскорбиться и не ответить на твои просьбы!
— Но ты не можешь! ТЫ просто обязан помочь мне, кроме тебя никто меня не поймет! Алекс, прошу, я схожу с ума! — голубые глаза девушки блестели от слез, тень душевной боли скользнула по нежным чертам, затаилась в уголках дрожащих губ.
— Чего ты хочешь, Алиса? — хрипло спросил князь, осторожно касаясь ее плеча в невинном ласковом жесте.
Видеть ее такой было слишком невыносимо. Алиса снова посмотрела в его глаза, ее длинные ресницы намокли от влаги, она побледнела и часто дышала. Девушка сжала его запястья, словно желая удержаться на плаву и вдруг произнесла:
— Мне нужен твой револьвер, Алекс!
2. Часть 1. Глава 1
Анна
Благородство чувств не всегда сопровождается благородством манер.
О. Бальзак
Последние три дня маленький, полуразрушенный домик с худой, обветшалой крышей и разбитыми окнами стал ее прибежищем.
Военные продолжали свои бессмысленные перестрелки, убивая друг друга и днем, и ночью. Она слышала свист шальных пуль и грохот проносящихся ядер так близко, что отчаянно боялась покинуть свое укрытие.
Крохотный и совсем непрезентабельный домишка не представлял интереса для мародеров: очевидно, что прежние хозяева, были бедны и красть у них совершенно нечего. Анна ютилась в единственной застекленной комнатке, не осмеливаясь затопить печи и не решаясь отправиться за продуктами пропитания. Да и где же их взять сейчас: на что выменять и главное, у кого попросить? Солдаты не проявят к ней жалости, они и сами недоедают, а уж если угодить в лапы противника…
Но голод подталкивал ее к решительным действиям: она должна была во что бы то ни стало выбраться и найти людей, попросить о помощи, выжить, вернуться на родину… Закутавшись в старую, изглоданную молью шаль, она шагнула к двери, осторожно ухватилась за ручку и решительно опустила ее вниз.
Неожиданно послышались голоса. Чужая речь, громкий хохот и ужасный, режущий слух свист, потом снова злой пьяный хохот и короткий выстрел. Девушка почувствовала, как душа камнем ухнула вниз, она тут же поспешно отпустила ручку и отступила от двери. Испуганно огляделась, выискивая надежное укрытие, но вокруг не было почти ничего: война разрушила этот город, коснулась каждого дома, оставила уродливые шрамы за каждой дверью. Кроме грязного стола и лавки тут был только мусор и обломки старой мебели.
«Им незачем сюда входить!» — попыталась успокоить себя Анна.
Но шорох солдатских сапог и неприятный говор были совсем близко. Она растерянно зажмурилась, как в детстве, когда прикрыв глаза ладошками, ты наивно веришь, что если ты никого не видишь, то и они тебя не заметят. Вот только детство было далеко позади. Анна юркнула в спальню, коря себя последними словами за глупость и неосторожность. Что, если они увидели ее в окно? Почему она не догадалась опуститься на корточки и пробраться в комнату на четвереньках, быть может, тогда у нее был бы шанс…
