От автора читателю.
«Васька» – детская книга для взрослых. Написана она не с целью удовлетворения любопытства читателей, а с целью пробуждения логики. В книге затронуты спорные темы. По ним изложены некоторые умозаключения. Но они не подаются как некие непреложные истины. Все спорные темы должны пробуждать у читателя желание задуматься – не принимать прочитанное на веру, а поискать свой логический вывод. Насколько удачен мой замысел – судить читателям. Я должен признаться, что я не писатель и не готовился им стать. Я всего-навсего обыкновенный человек, доживший до старости и накопивший за долгие годы нечто такое, чем захотелось поделиться со своими потомками. Не надо меня судить за мою малограмотность, за примитивность языка, За художественное несовершенство. Не в этом суть. Суть в том, что меня всю жизнь возмущал фанатизм человека во всех его проявлениях, и я «восстал» против него. Замысел этой книги, наверное, и родился по этой причине. Дорогой мой читатель, не будь, пожалуйста фанатиком – иждивенцем чужого разума. Учись думать сам.
Я писал не в стиле классического повествования, а в стиле торопливого рассказа, Чтобы не утомлять Тебя, дорогой мой читатель, Чтобы мысли твои всегда были свежими, Чтобы прочитанное успевал обдумывать, чтоб прочитанное хорошо запомнилось.
Дай Бог, чтоб ты не в пустую убил своё драгоценное время над моим «Васькой»!
P.S. Дорогой мой читатель, я писал «Ваську» с ехидной улыбкой и горькими слезами. Смейся и плач – не стесняйся. Ведь жизнь наша, это – смех и слёзы. Когда жизнь человеческая наполнена поровну радостью и горем, душа человеческая, умытая слезами, чиста. Дорогой мой читатель, если у тебя не хватает терпения, интереса или любопытства прочесть мою писанину до конца, не обвиняй меня в том пожалуйста: в этом твоя беда. Мою писанину надо читать с первой до последней строки придирчиво, внимательно и вдумчиво. Непреложных истин преподносить тебе я не планировал: в преподнесении их смысла мало. Они, преподнесённые Тебе в готовом виде, превращают Тебя в иждивенца. А я этого не хочу. Думай сам. Такова о Тебе моя забота.
С уважением автор книги— Панюхин Иван Федорович.
1 Снежный человек
Кокошино – это деревня в которой я родился. Деревня наша прямая, без дополнительных улиц и прогонов. Растянулась по пригорку на правом берегу речки, в которой мы летом целыми днями купались, а зимой по её берегам катались на лыжах да санках. Подворье наше третье с края, это если идти от Лубянки, а от Костышевки, так третье с конца. А речка бежит за нашим огородом. Жил я в своей деревне и не знал ни горьких обид, ни серьёзных забот. Знал только хорошо маму да бабушку, которая жила в другой деревне – в Мякошино. Мякошино недалеко от Кокошино – в двух километрах, влево на выходе к Костышевке.
К бабушке я часто бегал – когда на меня сердилась мама. А когда на меня сердилась бабушка, я убегал к маме. И, конечно, у меня были друзья. Этих было полно. Как жить да скучать, я не знал. С друзьями мы исходили, облазили все поля, леса, овраги и скотные дворы. Часто крутились около механизаторов. Вот и случилось со мной такое, что в век не забуду.
Прислали к нам в колхоз самолёт, поля обрабатывать какой-то отравой. Ну, а мы с дружками – тут как тут: «Прокати, дядя Серёжа! Прокати пожалуйста». Вот он меня и прокатил… Дядя Серёжа, он добрый. Давайте, говорит, я вас по-очереди – сегодня одного, завтра другого. Мы жребий метнули. Моя очередь была седьмая.
В тот день я был у бабушки. Она пироги стряпала. Накормила меня и говорит: «У тебя, Вася, у куртки все пуговицы оторваны. Дай-ка пришью». – Поглядел я на часы – бежать мне пора, а то дядя Серёжа без меня улетит. Схватил шпульку с иголкой да в карман сунул. Сам, говорю, пришью. А пироги-то мне понравились. Дай, думаю, прихвачу пирог для дяди Серёжи. Прибегаю на поле, а дядя Серёжа меня ждёт. Опаздываешь, говорит. Вскарабкался я в самолёт и мы полетели. Я всё в окошко смотрел. А сердце-то во как замирает, когда от земли отрываешься. Я, конечно, об этом дяде Серёже ничего не сказал. Он смотрит на меня, посмеивается. А земля от нас всё дальше, дальше. А лес поля, овраги – как в кино. И вроде как на картинке, и живые. Красиво! Интересно!
А бабушка не зря вспомнила про пуговицы: небо-то всё в тучах. А тучи тяжёлые, плотные. Дядя Серёжа загляделся на меня, что-то, видно, хотел мне рассказать, да не успел: как врежется наш самолёт в тяжёлую снеговую тучу! Темно стало. Никакого движенья. И пропеллер остановился. А как он будет в снегу-то крутиться? Дядя Серёжа почесал затылок. «Да, – говорит, – врезались. Бери-ка, – говорит, – лопату. Выгребаться будем». – Дверку насилу открыл. Вылезли мы на тучу, огляделись – туча большущая, толстущая, длиннющая. Один хвост самолёта из неё торчит. Ничего себе, вот уж покопаешься! Тут снегу-то больше, чем на земле. Я первым делом пошёл пропеллер откапывать. Потом, думаю, крылья освободим. Копаю, а сам думаю: «А вдруг насквозь тучу проткну лопаткой… и улечу на землю без парашюта? Жутко!..» А потом думаю: «Да куда там… Туча-то толстенная». Ну и копаю себе, не оглядываюсь. А дядя Серёжа спустил трос на землю, там трактор зацепил трос и вытянул самолёт из тучи.
Когда самолёт стал отделяться от тучи, я испугался и отбежал на середину тучи. И вот не знаю, как так получилось, улетел дядя Серёжа, а меня оставил. Потом он долго летал между тучами. Меня наверное искал. То ли не запомнил, на какой туче я остался, то ли не смог сесть на тучу, чтобы меня забрать – улетел. И остался я на туче один. Ни друзей, ни дома, ни бабушки, ни мамы. Направо – тучи, налево – тучи, над головой – тучи, внизу – земля. Только земля далеко-далеко. И страшно мне стало! Сел я на снег и заплакал. Кругом тишина, аж в ушах звенит – ни собаки не лают, ни петух не кукарекает, ни даже воробей не чирикает. И чем тут займёшься? Ни дерева, ни травинки – один снег. Что у меня есть? Одна лопата и больше ничего. У Робинзона хоть ружьё было. Да здесь и стрелять-то не в кого. Чаю вскипятить – ни котелка, ни дров, ни спичек. Вспомнил я про пирог. Он у меня за пазухой был. Искрошился весь, пока я в снегу копался. А надолго ли мне его? А на что ещё мне надеяться? А куда мою тучу ветром утянет? А вдруг – на юг… Растает туча и выпаду я с дождём. Это без парашюта-то?.. Ладно, если в какую речку, в озеро или болото плюхнусь, может и жив останусь. А если на кочку, на дерево, на сухой сук наткнусь и кишки вон. Покоробило меня, холодно со страху стало. Зарылся я в снег, там ветра нет – теплее. Лежу и думаю: а вдруг меня за границу унесёт? Оттуда меня домой никак не пустят. Скажут: «шпион»! Иди вот, докажи, что я Васька из Кокошино, и ни какой не шпион. А я и языков-то других не знаю. Только и знаю по-немецки: «гутен морген». А вдруг меня утащит в Японию, а не в Германию, или ещё куда? Что тогда? А впрочем, неизвестно, останусь ли я жив, чтобы переживать об этом. Вот бабушку жалко, и маму тоже. Искать они меня будут. А где? На земле меня нет, сюда им не забраться. А дядя Серёжа?.. У него наверное бензин кончился. А тучи на месте не стоят – ему уже меня не догнать. Эх!.. Вон и солнышко за горизонт прячется. Всё!.. И опять я заплакал. Долго плакал, а утешить не кому. Так и уснул.
