Дора Люблинская
“Я выхожу на сцену”
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Анна Петровна Бравая – маститая актриса, 70 лет.
Василий Аполлонович Крапивин – её муж, режиссёр.
Степанида Степановна Пронина – директор театра, ровесница Бравой.
Ульрих "Урик" – её внук, рабочий сцены.
Софья Абрамова – молодая актриса.
Борис Борисович Угрюмов – главный режиссёр театра.
Юлия Стойлина – его любовница.
Витя – друг Урика, рабочий сцены.
Действие первое
Пустая сцена. Один стул.
Явление первое
Урик и Витя.
Урик и Витя выходят из-за кулис. Смотрят по сторонам.
Витя. Ну, и где она, твоя Джульетта?
Урик. Она ещё не пришла.
Витя. Тогда какого лешего мы тут потеряли?
Урик. Я хочу её удивить.
Витя. Пока удивился только я. Долго нам её придётся ждать?
Урик. Не знаю. Минут десять.
Витя. Десять минут прекрасно. Вот только бы эти два слова не превратились для нас с тобой в кошмар на яву. Знаешь, когда черта невозрата останется позади? Когда "десять минут" поставят на повтор. И они будут звучать снова и снова. Снова и снова. (Женским голосом) Дорогой, ещё десять минуточек… Мне нужно всего минут десять… Как прошёл уже час? … Ну, подожди ещё десять минут, тебе что сложно что ли? (Грустно) Ещё никто не возвращался после таких "десяти минут". Только вперёд ногами, или прямиком в дом с мягкими стенами.
Урик. Митюнька, потерпи ещё немного, ради меня.
Витя. Ради тебя? Ну, я не знаю. У меня есть десять минут, чтобы подумать?
Урик. Ха, не дождёшься. Предупреждён, значит вооружен. Хочешь вместо этого я тебе расскажу историю гримёрки, которая для нас с Софкой стала местом тайных встреч и свиданий?
Витя. Огласите весь список, пожалуйста!
Урик. Не хочу хвастаться, но я как актёр любитель, могу всё и за всех. Чего тебе больше хочет? Сказку тебе рассказать, спеть арию Ленского, станцевать чечётку? Лишь бы только ты, мой милый друг, провёл минуты вынужденного ожидания не прибегнув к скуке.
Витя. Скромнее надо быть молодой человек. Скромнее.
Урик. Митюнька, давай начнём уже хоть чем-то себя занимать. Часики-то тикают.
Витя садится на стул.
Витя. Давай Урик, валяй, рассказывай свою легенду. Только не увлекайся особо. Иногда десять минут это и правда, десять минут.
Урик. Я постараюсь покороче.
Витя. Куда же ты денешься? Конечно, ты постараешься. Только у тебя, как всегда, ничего из этого не выйдет. Ладно, рассказывай, если что я сам тебя остановлю. Погоди минуту. (Закидывает ногу на ногу) Я готов.
Урик встаёт у края сцены с противоположной стороны от Вити. Во время его рассказа на сцене появляются герои и инсценируют его слова, это могут быть, как персонажи уже задействованные в пьесе, так и новые лица.
Урик. Всё началось одним осенним вечером. И он, по всем канонам художественных произведений, был не похож на остальные. С самого утра ожидалась гроза, но никто не мог сказать о характере её появления. Только вечером всё разрешилось. В зале провинциального театра шла премьера. Шла она медленно, маленькими шажками, огибая уголок души каждого зрителя. Она проникала в тела и оставляла там свои заметные следы. Что это была за пьеса, уже никто и не вспомнит, но девушку на подмостках им не забыть никогда. Она будто и не играла на сцене, она жила. Нет! Она творила. Создавала вокруг себя мир, написанный на бумаге, да так ловко, что кто-нибудь из зрителей час от часу подскакивал с места, веря, что происходящее на сцене чистая правда. Они верили, что девушке больно, что её, по-настоящему истязают своими словами окружавшие её на подмостках люди. Они ненавидели их так же сильно, как её боготворили. Как сказал один классик: "Ничто не вечно под луной". И по завершению первого акта, под громогласные аплодисменты, она – объект всеобщего восхищения, уставшая и измождённая, отправилась в свою одиночную гримёрную. "Браво! Бис!" – кричал восторженный зал, а она уже закрыла за собой дверь, что означало, на сцену она больше не вернётся. В комнате, наедине с собой магия оставила её бренное тело, и в зеркале отражалось уже не чудо природы, а обычная привлекательная, но очень грустная девушка двадцати с лишним лет. Она плакала, а тот кто появился за её спиной, при этом не воспользовавшись дверью, улыбался. Его улыбка сразу сменилась гневом, как только ОН осознал, что его радость не взаимна. ОН: "Неблагодарная! Я тебе мечту в жизнь, а ты мне слёзы в вино! Что тебе ещё надо, чтобы ты полностью была счастлива? Разве люди тебе не проверили? Разве они не узрели театр во всём его великолепии? Объясни мне, где я ошибся? Что я сделал не так? Я всё исправлю. Ты должна быть счастлива, чтобы, когда я пришёл за тобой, ты воспротивилась бы самой смерти". Она: "Я и представить себе не могла, что подъём на сцене приведёт к краху в душе. Я теперь не я, и мне незачем жить". ОН: "Вздор! Ты доиграешь свою роль. Таков был уговор. Ты его подписала собственной кровью. Если хоть один его пункт будет не выполнен, верховные силы его аннулируют, и твоя душа будет принадлежать кому угодно, но только не мне. Я не привык отступать. Когда я чего-то хочу, я это получаю. Сейчас же возвращайся на сцену, и доиграй этот проклятый спектакль до конца!" Она бросилась ему в ноги, ОН от неожиданности отпрянул назад: "Вы дьявол! Зачем вы меня истязаете? Моя душа ваша, и я не прошу её обратно. Забирайте! Всё забирайте! И сердце, и это никчёмное тело! Только прошу вас хватит. Я получила своё. Вы мне показали, что единственная ценность на земле – сохранить в себе человека. Вы этого не хотели, но каждое живое существо и само в состоянии домыслить значение тех или иных поступков и слов. Я поняла, что человек это не его оболочка: нос, глаза, губы. Человек это его душа. Получая желаемое не своим трудом, при помощи тёмных сил и хождению по трупам, мы теряем свою человечность.
"Кто начал злом, для прочности итога
Всё снова призывает зло в подмогу".
Так написал Шекспир. И я ступила на тот путь, который должен был быть мной сожжён до последней травинки. И теперь, играя на сцене, я олицетворяю всё худшее, что есть на свете. Ложь и обман. Я заплачу сполна за свой мерзкий поступок, но свернув на полпути часть моей души, навсегда останется со мной. Она останется чистой от вселенского зла. Это меня не спасёт, но так я буду чиста перед собой. И я буду молиться, даже в преисподней, чтобы люди верили в исправление, и чтобы они во мраке тёмных сил, могли отыскать свет добра, и выйти к нему. Таков мой сказ. Моя душа ваша, даже если обратное будет говорить наша с вами сделка, запечатанная в слова на бумаге. Всё моё нутро жаждет наказания. Помните, вы вернули Орфею его любовь. Моя просьба по сравнению с его пыль на дороге. Даруйте мне смерть во имя искупления моего греха. Так надо". По его щеке стекла одна единственная слеза. ОН поднял девушку с колен, и всмотрелся в её лицо: "Дитя, как много столетий я шёл в неведении, наугад. Я шёл к тебе. Твоя душа она больше не принадлежит мне. Ей не суждено варится в адской похлёбке, подогреваемой вечным огнём. Она отправиться на суд… это слово запрещено произносить осквернённым губам. Я отправлю тебя на Небеса. Сократ мне друг, но истина дороже. Одну твою благородную душу я не променяю на сто тысяч душ самых отъявленных грешников. Вера в то, что земля место не только грехопадений, но и возвышений к свету впервые посетила мою голову. Лети, дитя, Ангелы возвещены и ждут твоего прихода".
