В жизни у Ярослава остро не хватало «подвигов и приключений» до тех пор, пока он не поехал на фестиваль военно-исторической реконструкции. Выехал, значит, он в XXI веке, а приехал в IX, да еще под Гнездово, которое здесь называли проще – Гнездом. И дороги назад больше не было.
Поняв, что влип, парень начал крутиться, пытаясь выжить и построить в этом пространственно-временном континууме свое казино с блек-джеком и похотливыми пуританками. Но это оказалось непросто, потому что сопротивление среды было колоссальным. Кто он такой, чтобы его слушаться? Впрочем, потихоньку дело сдвинулось с места. И вот уже спустя несколько лет Ярослав сумел с горем пополам построить крепость и собрать мало-мальски значимую дружину, а также организовать какой-никакой, а бизнес, основанный на ремесле. Но чем дальше он продвигался по шкале прогресса, тем больше перед ним появлялось трудностей. Куда более масштабных, чем ранее. И решение их оказывалось зачастую не таким очевидным, как хотелось бы.
Пытаясь укрепить свою власть, Ярослав был вынужден начать «ускорение» развития насквозь варварского общества округи. То есть заняться трансформацией социума. Параллельно решая фундаментальные проблемы с продовольственным обеспечением растущего как на дрожжах городка. Ну и гоняя «ссаными тряпками» всех желающих позариться на честно нажитое имущество. Того же Рюрика прогнал вместе с остальными викингами. Разбил хазар. А потом побежал их спасать, отражая вторжение хорезмшаха с его союзниками. Просто для того, чтобы сохранить мир в степях Северного Причерноморья и покой на Днепре – важнейшей торговой артерии, без которой нашему герою пришлось бы очень туго.
А там ведь фоном шел еще и «византийский квест», в который его втянула Кассия из дома Сарантапехос. Она признала в Ярославе своего сына Василия, рожденного от покойного Василевса Феофила из Аморейского дома. Тем более что наш герой был действительно похож. И понеслось. Интрига на интриге. Одна страшнее другой. Что в итоге привело Ярослава не только к организации совместного с викингами военного похода на Александрию, но и получению им статуса соправителя Василевса – цезаря. Ради него этот титул вытащили из забвения.
Но и это еще не все. Оказавшись в крайне непростой эпохе, Ярослав с разбегу влетел в клубок сложнейших религиозных противоречий. Все дело в том, что, попытавшись разобраться со своим комплексом проблем, наш герой обратился к уже готовой франшизе – классической Римской империи. Само собой, не в чистом виде, а как к ядру… фундаменту… Что столкнуло его с интересами весьма влиятельных жрецов и организаций различных аврамических культов. И эта проблема только усугубилась после провозглашения Ярослава цезарем-соправителем. Ведь любая церковь всегда стремится только к власти и деньгам, а потому категорически не переваривает покушения на свои права и имущество. Из-за чего в 866 году Патриарх Константинополя даже сумел созвать Вселенский собор для осуждения «ереси Василия», на который тот и заявился с толпой вооруженных мужчин.
Все перемешалось вокруг Ярослава. Каша из проблем и интриг стала такой всеобъемлющей, что наш герой уже и не знал, за что хвататься. Он-то поначалу из-за этого и не хотел лезть в Византию. Но оказалось, что Византия не гордая, и она сама пришла в гости да залезла в его жизнь по самые ягодицы. И не только Византия, но и халифат, викинги, латинские королевства и прочее, прочее, прочее.
С каждым днем вокруг Ярослава все сильнее и сильнее стягивалось кольцо проблем. Особенно все обострилось и усугубилось после того, как он провозгласил создание нового государства – Romanum Universale Statum, что означало – Римское универсальное государство. То есть RUS’и… эм… Руси в верхнем течении Днепра. А Гнездо переименовал в Новый Рим. А потом на территории этого крошечного государства фактически утвердил свободу вероисповедания, ибо там ариане[1] с никейцами[2] «толкались попами» с иудеями и прочими. А те же жрицы Макоши держали госпиталь и «топили» за чистоту и гигиену, в том числе в акушерстве. Что категорически обостряло стремительно нарастающий религиозный кризис политико-экономического толка…
Восемь лет пролетели как в тумане.
Спокойнее от этого не стало. Все выходило как в старой поговорке – сначала джинсы дырявые, а потом бриллианты мелкие. Каждый раз, решая проблему, Ярослав порождал минимум одну новую, но более высокого, глобального уровня. А то и две или более. Они множились, как головы гидры, вырастая целым пучком на месте одной отрубленной.
Справится ли он со всевозрастающим комом проблем? Сумеет ли выжить в борьбе со жрецами аврамических культов, вцепившимися зубами во власть и деньги? Устоит ли в хитросплетении смертельно опасных интриг? И главное – сумеет ли при этом сохранить нарождающуюся Русь?
866 год, 2 декабря, Константинополь
– Чего ты хочешь? – устало спросил Вардан у Ярослава.
– Я много чего хочу, – уклончиво ответил тот. А потом, многозначительно улыбнувшись, продолжил: – Не я собирал этот Собор. Но дать ему завершиться так, как было задумано, – по меньшей мере, безрассудно.
– Даже если ты сейчас заставишь их принять нужные тебе решения, то это ничего не поменяет. Они вернутся по домам и откажутся от своих слов, произнесенных здесь.
– Ты так думаешь?
– Я так думаю, – с нажимом произнес Патриарх Фотий вместо Василевса.
– Это очень оптимистично, – смешливо фыркнул Ярослав.
– Что именно?
– Так думать.
– Не понимаю, – покачал головой Фотий. – Ты ведь христианин. Крещен. Носишь крест. Ведь носишь же. Жену свою крестил. Почему же так упорен в своей борьбе с христианством? Я тебя просто не понимаю.
– Я борюсь не с христианством, друг мой, – устало улыбнувшись, произнес Ярослав. – Я борюсь с церковью. Ты же этого не различаешь, оттого и не понимаешь меня.
– А что не так с церковью? Зачем с ней бороться? – поинтересовался Фотий.
– Ты же был ученым мужем, мирским чиновником, одним из самых образованных людей во всей Империи. И ты не понимаешь?
– Не понимаю.
– Вот он – власть, – указал Ярослав на Вардана. – Настоящая власть на земле. Надеюсь, ты это не оспариваешь?
– Нет, разумеется.
– И другой на земле нет и быть не должно.
– Что ты этим хочешь сказать? – напрягся Фотий.
– То, что любая церковь, когда набирает достаточно силы, начинает бороться со светскими властями, стремясь занять их место и становясь самым страшным и опасным врагом державы. Вот как у мусульман вышло с их халифатом, в котором во главе державы стоит, по сути, жрец. Что-то хорошего из этого вышло? Нет. Одна кровь и бардак. Поэтому церковь должна быть слабой, если отстаивать интересы державы и людей. Ибо сильная церковь – хуже чумы египетской для всех окружающих. И единственный способ добиться этой слабости – сделать церквей много и непрерывно стравливать их друг с другом. Чтобы ни один из культов не устанавливал монополию на принесение на землю «божьей воли».
