– Гай Юлий! Ты не можешь меня покинуть! – возмутилась женщина и напомнила: – Ты обещал провести зиму в Равенне. Или слово Цезаря ничего не значит?
– Прости, Сервилия, но произошло событие, расстроившее все планы, – оправдывался мужчина. – Поверь, у меня совершенно нет желания менять твой великолепный дом на палатку в галльском лесу, но речь идет не только о моей жизни и смерти. Под угрозой гибели дело, оплаченное кровью римлян.
– Я устала сидеть в роскошном особняке, словно птица в золотой клетке, – продолжала капризничать красавица. – Для чего ты купил мне дом и вызвал в Равенну? Цезарю доставляет удовольствие мучить ожиданием покорную Сервилию?
– Ты же знаешь, дороже тебя у меня никого нет, – пытался успокоить женщину Цезарь, но та слишком долго копила обиды, и дежурной фразой остановить ее не получилось.
– Я не могу больше так жить. Сколько раз слышала о твоей непомерной занятости, но потом оказывалось, что Гай Юлий, кроме ложа своей супруги успевал побывать в постелях жен чуть ли не всех сенаторов. Даже своих друзей – Помпея и Красса – Цезарь наградил ветвистыми рогами. Развратник! Не к жене какого-нибудь кельтского вождя спешишь на этот раз?
– Сервилия!.. Вот женщина, которая не перестает меня удивлять! Ты ведешь беседы с греческими философами на их языке и повторяешь глупейшие сплетни римских плебеев. Хотя бы вспомни, дорогая, сколько лет несчастной вдове Марка Красса, прежде чем записывать ее в любовницы. Семьдесят, если не больше…
– Довольно, Гай Юлий, я уезжаю в Рим, по крайней мере, до весны. Холодный воздух Равенны плохо на меня действует.
– Сервилия, любовь моя, я буду тосковать без твоих божественных глаз, нежного, иногда капризного, голоса. И моя тоска тем сильнее, чем дальше ты будешь от меня, но… – неожиданно Цезарь не стал упрашивать женщину остаться в Равенне, хотя последняя надеялась на это, – положение в Галлии таково, что даже в Равенне никто не может оставаться в полной безопасности. Уезжай, и как можно скорее.
– Неужели все так плохо? – не поверила красавица. – Кажется, ты просто меня разлюбил. Годы берут свое, и никуда от них не денешься.
– Сервилия, ты самая прекрасная женщина мира! – воскликнул Цезарь, и здесь он почти не покривил душой.
Сервилия была в расцвете своей красоты: густые черные волосы, совершенно не тронутые сединой; темные брови и редко встречающиеся колдовские зеленые глаза. Смугловатая и упругая кожа лица не имела ни малейшего изъяна.
Хотя Сервилия была далеко не в юном возрасте, она относилась к тому редкому типу женщин, над которыми даже время не властно. Подобные ей женщины расцветают прелестным цветком в пору юности и затем как бы останавливаются в определенной точке. Они практически не меняются лет двадцать-тридцать, прежде чем на лице начнут появляться предательские морщинки. С годами они могут немного полнеть, но даже полнота их не только не портит, но, наоборот, подчеркивает прелестные формы тела.
Если к подаренному богами или природой добавить многолетний опыт общения с сильными мира сего, умение пользоваться восточными благовониями и кремами, то Сервилия вполне могла бы одержать верх над соперницами вдвое моложе ее. Впрочем, в последние годы знатная римлянка использовала свои чары лишь для того, чтобы удержать подле себя хотя бы на несколько дней одного-единственного мужчину – Гая Юлия Цезаря. Ради этого она совершала самые безрассудные поступки.
Собеседнику Сервилии к тому времени исполнилось сорок восемь лет, и одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: время обошлось с Цезарем далеко не милостиво. Долгие годы, проведенные в военных походах, с постоянным пребыванием под открытым небом в любую погоду и любое время года, частое недосыпание и нервное перенапряжение – все это оставило на лице неизгладимый след.
Цезарь равнодушно относился к избороздившим лицо морщинам, но почему-то ненавидел свою плешь, которая увеличилась, как ему казалось, ежедневно. Каждое утро он начинал с того, что зачесывал поредевшие волосы с темени на высокий лоб, чтобы хоть немного прикрыть оголившиеся места. От манипуляций с остатками волос Цезарь не только не выигрывал, но, наоборот, становился еще безобразнее и смешнее. Однако недостатки внешности не мешали ему пользоваться вниманием и любовью женщин.
Нынешний проконсул Галлии и в юности не относился к тем напыщенным красавцам-щеголям, в которых влюблялись с первого взгляда; но если женщина один раз общалась с этим, далеко не самым красивым человеком, ее тянуло к нему как железо к магниту. Жизнестойкость, ум, целеустремленность, блистательное красноречие Цезаря покорили немало сердец и римских девушек и благочестивых матрон[1].
При более близком знакомстве женщины не только переставали замечать внешние недостатки Цезаря, но даже изъяны превращались в достоинства. Плешь на голове, которая так несносна была для Гая Юлия – виделась окружающим печатью глубокого ума, отмеченного богами.
Женщины занимали не последнее место в жизни Цезаря. Они доставляли много приятных минут, особенно дорогих для Цезаря, вечно занятого грандиозными планами, военными походами. Они же доставляли Гаю Юлию и немало хлопот, а первая жена едва не стоила жизни.
