Они изо всех сил бегут по поверхности горы… Бегут-бегут… Еще мгновение… и они уже не чувствуют земли под ногами, они летят! Сначала совсем низко, кажется, можно коснуться ногами верхушек деревьев, но воздушный поток подхватывает параплан, придает ему ускорение, плотно прижимая к Артуру женщину, сидящую перед ним. Их тела словно сливаются в одно, сердце молодого мужчины учащенно бьется, буквально выпрыгивает. Вот она, рядом! Так близко, как будто она и есть часть его самого! Артуру наконец-то удается перевести дыхание и вдохнуть полной грудью. Здесь, наверху, воздух особенно душистый и плотный. Мужчине кажется, что его возлюбленная пахнет морским бризом! Пряди ее волос, как крылья птицы в полете, трепещут на вольном ветру. Артур старается поймать их губами. Когда ему удается сделать это, чувство радости взрывает его изнутри, и он громко, сколько есть сил, кричит:
– Я люблю-ю-ю-ю-у-у!!!
И… просыпается от звука собственного голоса с недоуменным выражением на лице. Кто она – эта женщина, которая разжигает в нем огонь страсти, так, что, пробудившись от сна, наваждение не заканчивается?! Что даже усилием воли невозможно выровнять дыхание… Он закрыл глаза и опять ощутил ее так близко… Необъяснимое беспокойство, овладевая им снова и снова, неприятно щекотало нервы.
Артур знал, что ему может помочь.
Он, не раздумывая поехал в аэроклуб, получив снаряжение, сел в самолет. Все так обыденно. На эти несколько минут, пока набирали высоту и подлетали к зоне выброски, мыслей в голове не было.
Совершая свои первые прыжки, в ожидании, когда раздастся спасительный щелчок и парашют наполнится воздухом, видя, как стремительно несется на него земля, чтобы превратить его тело в месиво, он испытывал парализующий страх. О, как трудно когда-то ему было отогнать эти навязчивые мысли, которые наполняли его тем леденящим ужасом, от которого лоб покрывался испариной, а тело потряхивало в ознобе. Теперь, делая шаг в небо, он не испытывал ни малейшего страха, действуя почти машинально.
По сигналу инструктора встал, подошел к двери и шагнул в пустоту.
С некоторых пор ему нравились первые мгновения падения, когда исчезают абсолютно все чувства и эмоции, дыхание перехватывает, но и это не вызывает ни страха, ни дискомфорта – как будто и дышать теперь не нужно. Но уже через считанные секунды накатывает волна новых эмоций; это настоящая перезагрузка, когда уже совершенно другой ты, как будто рожденный заново, летишь к земле.
В это время мыслей никаких, слышишь только звенящий, тонкий и протяжный вой «у-у-у-у-у-у». Это даже не звук, а вибрация, которая звенит во всем теле. Будучи в свободном падении, словно входишь в унисон с энергией космоса и реально ощущаешь себя частичкой Вселенной. И вот купол раскрывается, и ты паришь в небе счастливый и свободный, как птица.
Прежде для Артура самое важное было преодолеть страх и шагнуть из самолета, позже – его заряжал особой энергией тот миг, когда исчезали эмоции, а потом он чувствовал невероятный приток энергии. Эта мощная перезагрузка была для него своеобразным допингом. Так продолжалось уже довольно долго и превратилось в зависимость, и он понимал, что по-другому уже не справляется со стрессами, с проблемами. Он снова и снова ехал на аэродром и прыгал.
Затолкав парашют в сумку, Артур не пошел на базу, как требовала инструкция, а просто лег на траву и уставился в небо. В то самое небо, где еще несколько минут назад он ощущал радость полета. Но чем чаще теперь он прыгал, тем все более безразличным становился к этой красоте, которая его так восхищала прежде. Он больше не думал о риске, о том, что парашют может не раскрыться, а запаска не сработает.
К тридцати четырем годам в нем накопилось столько усталости, что не осталось ни горечи, ни сожаления, он принимал происходящее, как неизбежность, и все чаще по утрам его посещала мысль о никчемности жизни. «Вот оно, мое суицидное счастье», – думал он с каким-то рассеянным спокойствием, как будто его обесцененная жизнь больше не принадлежит ему, и он делает все лишь затем, чтобы убить время, и тем самым исподволь убивает себя.
Повалившись навзничь, Артур долго лежал в полном одиночестве, безучастно глядя в небо, провожая взглядом редкие облака неопределенных причудливых форм. Это единственное, что ему еще хоть как-то нравилось – после прыжка смотреть в небо, ощущая себя частью Вселенной и одновременно упиваясь своим одиночеством. Мысли особо не беспокоили, они были словно не его, или не совсем его, он наблюдал их со стороны. Чтобы дать ослабнуть остаткам напряжения в теле, Артур закрыл глаза, ощущая легкие прикосновения ветерка. Ему удалось расслабиться, но ненадолго. Во внутреннем кармане назойливо, натужно гудел телефон. Звук был выключен, и он жужжал и неприятно вибрировал на ребрах Артура, не давая ему покоя. Пора возвращаться к реальности.
С Марьяной они договорились встретиться в семь вечера. Времени еще достаточно. Зачем она так часто звонит? Она не дает ему передышки, у него совсем не бывает времени для себя, времени, чтобы дать ослабнуть напряжению. Ему так хочется отдохнуть ото всех, отдохнуть, наконец, от своих мыслей. Апатия преследовала его с детства. Ему было лет пять, тянулся серый, дождливый день, а он какой-то слишком высокий для своего возраста, слишком худой, нескладный стоял, упершись острыми локтями в подоконник и смотрел, как тонкие водяные змейки, извиваясь, скользят вниз по стеклу. Вошел отец – как всегда «при параде», под расстегнутым воротом темно-синей куртки белела рубашка, и галстук был тоже синий, серовато-синий. Отец что-то говорил, говорил, но мальчик отвернулся и стоял к нему спиной до тех пор, пока отец не ушел.
– Ты сейчас не можешь понять важности моих слов. Пройдут годы, тогда ты оценишь их, как ценят вкус выдержанного вина.
Артур не помнил тех слов отца, но запомнил то ощущение тяжести на своей спине; слова будто налипали и налипали на спину… Это, наверное, с того самого дня у него там какая-то тяжесть, словно он до сих пор таскает на себе бурдюк с этим отцовским «вином». Только вот вместо вина в бурдюке была какая-то непонятная, но неподъемная вина. Он все время чувствует, что виноват перед отцом, что не оправдал его ожиданий и не пошел по его указке в политику, виноват перед матерью, перед подружкой Марьяной… Всюду и кругом виноват. Хотя эти люди ничем, вроде, не обижают его.
Отец, придя в большую политику, стал задаривать уже взрослого сына подарками: оплатил обучение в престижном столичном вузе, подарил «мерседес», теперь вот квартиру. «Бурдюк» как бы сам собой рассосался, но жизнь Артура от этого не стала радостнее. Тогда он продал подаренный автомобиль и купил себе Астон Мартин, супер кар с откидывающимся верхом и ревущим на всю Москву мотором. Поняв, что с обучением у сына не получается, отец выделил ему какую-то строительную технику – самосвалы, бульдозеры. Артур через посредника все это хозяйство сдал в аренду и вспоминал о его существовании только благодаря сообщению «на ваш счет зачислено…»
