– Кого ты там разглядываешь, Златка? – спрашивает Ая, отворачиваясь к окну. – Опять к байеру в очередь за сумкой записываешься? Ты ведь обещала ему, что, пока не заработаешь, больше не появишься?
– Больно надо, – фыркаю, активно перелистывая снимки на экране. – Я тут одного блогера нашла. Он сейчас на весь свет гремит – Роман Березовский. Слышала?
– Березовский? Из олигархов, что ль?
– Да скажешь тоже. Рома – известный коуч и бизнес-тренер, учит зарабатывать деньги быстро и без вложений.
– Как наш Рубик?
Украдкой поглядываю на лысый затылок менеджера, возвышающийся над переднем сиденьем комфортабельного минивэна.
– Нет. Наш Рубик там и рядом не стоял. Тут другое…
Вспомнив о том, куда именно мы едем, убираю свой двенадцатый айфон в новеньком чехле в небольшую сумочку и смотрю прямо перед собой.
Страшно-то как. Мамочки!..
Электронные часы над водителем показывают двадцать один ноль-ноль, это значит, у нас в Пьянково сейчас семь вечера. Зойка, моя младшая сестра, наверняка пригнала с пастбища корову Таську и теленка, а потом снова сбежала на остановку, где они безвылазно сидят с девчонками и парнями. Что еще делать в деревне?..
А мамка уже управилась, намыла банки с мылом и пошла по соседям с парным молоком. В среднем корова дает шесть-семь литров за раз. Одну трехлитровую банку мама продает за двести рублей. Итого восемьсот за день. В месяц – царствие небесное Аделаиде Андреевне, моей учительнице алгебры – двадцать четыре тысячи.
В переводе на доллары – почти триста.
Триста долларов. На пятьдесят меньше, чем Рубик заплатит мне за сегодняшний вечер. Одна вечеринка – и маме не надо целый месяц управляться с хозяйством. Вставать в шесть утра, чтобы накормить и напоить скот, вычистить конюшню, а потом, превозмогая суставную боль в пальцах, заниматься дойкой.
Мама может не уставать. Не болеть. Не унижаться.
Всего вечер, Златка!..
Сегодня в одном из закрытых клубов Дубая пройдут так называемые смотрины.
Как правило, по словам девочек, с которыми меня поселили в апартаментах, на такой встрече присутствует около десяти мужчин и двадцати-тридцати девушек. Почти все русскоговорящие, но есть и европейки, и бразильянки – им, кстати, больше платят.
Весь вечер мы должны танцевать, улыбаться и пить шампанское, а мужчины будут присматривать себе будущих содержанок. Выбрав три-четыре претендентки, каждый олигарх позовет их для личной встречи, и уже финалистке достанется «дубайское счастье» – лучшие отели Эмиратов, люксовые шмотки, дорогостоящие автомобили и кучи-кучи бабла.
Бла-бла-бла…
Нет!.. Так далеко заходить я не собираюсь. Златочка здесь исключительно для общей массовки, за которую богатые дяди-извращенцы хорошо платят.
Всего один вечер! – повторяю про себя. И месячный запас парного молока в кармане. Без грязи, без навоза!..
Правду говорят, что Дубай – волшебное место, не так ли?..
– Выдвигаемся, девочки, – приказывает Рубен, открывая тяжелую дверь.
В салон автомобиля проникает противная духота, которая не спадает здесь даже в ночное время.
Поправляю серебристое колючее платье, одолженное мне подругой. Терпеть не могу пайетки, но выбора особо не было, и я благодарна Айке и за платье, и за то, что еще в Москве она порекомендовала меня «туристической» компании.
– Давайте-давайте, курочки. Помним два главных правила: зернышки с дядями не обсуждаем и клювики свои не задираем. Те, кто будут «буками», словят штраф. Ты как, Глазастая? – обращается он ко мне, подавая руку.
– Ой, я хорошо, – озираюсь по сторонам и запрокидываю голову, чтобы посмотреть на шпиль высокой башни. Я такие только на картинках видела. В Пьянково-то максимум трехэтажки построили.
Заглядевшись на мужчин в белых просторных кандурах (мужское платье в арабских странах – прим. авт), вдруг пугаюсь.
– Вы ведь помните… Ну, про меня? – спрашиваю у Рубика.
– Что именно, Злата?
– Ну… – смущаюсь. – Я просто блогер. Ну и модель немного. Я спать за деньги ни с кем не буду.
– И девственница, – ржет Рубен.
Черт.
Зря ему сказала.
– Ну да. Девственница. А что здесь плохого? Мне всего восемнадцать.
– Плохого – ничего, – лыбится Рубик. – О тебе – исключительно только хорошее, девочка моя. Не хочешь спать – не спи. Никто тебя не заставляет. У нас как на заводе – работы всем хватит.
– Спасибо, – радуюсь, понимая насколько мне повезло.
В тишине просторного фойе эхом расходится стук каблучков по белому мрамору.
– У тебя, что, трусы с мультяшными котами? – спрашивает Ая, догоняя.
– Ага, – давлю смешок. – В торговом центре сегодня увидела – сразу купила. Такие классные.
– Боже… Ты отбитая, Златка. Кто ж к толстосумам в таком приходит? Девки вообще без трусов, лишь бы, как в бейсболе, вагинами доллары поймать, а ты, Козлова, как старая дева: сорок кошек с собой притащила.
Качаю головой. Из пяти девчонок, которые живут в наших апартаментах, всего одна девственница – я.
– Да я же не буду ни с кем спать, – беру подругу под руку. – И деньги мне их не нужны. Мне своих хватит, честно заработанных.
– Ну-ну.
После длинного темного коридора, больше похожего на туннель, мы попадаем в огромное, залитое светом и прожекторами помещение.
– Вау, – выговариваю возбужденно.
Вместо потолка здесь стеклянная полусфера.
– Как красиво.
– Кстати, все хочу тебя спросить, а ты где в Москве ресницы наращиваешь? – интересуется Ая.
– Я? – кидаю на нее короткий взгляд и снова с улыбкой смотрю на ночное небо. – Это мои.
– Твои? Офигеть загиб, Златка. А я все думаю спросить, и как-то неудобно.
– Мои-мои, – прикладываю пальцы к глазам и безжалостно пытаюсь оторвать ресницы. – Вот, видишь, – вытягиваю ладонь перед Аей. – Ты спрашивай, Айка, если хочешь. Я тебе всегда отвечу.
Подошедший официант предлагает нам шампанское. Кошусь на бутылки, расставленные по столам с легкими закусками, больше напоминающими произведения искусства.
Как жаль, что я почти не знаю английского. Наш учитель Владимир Степанович, по моему мнению, и сам его не знал. Да и что мне даст название этого божественного напитка? Начнется у меня в Москве богатая жизнь – тогда запомню.
– Че встали, как курицы? – рычит Рубен в спину. – Вон в центр зала мои «випы» пожаловали. Идите, представьтесь.
Многозначительно переглянувшись, отправляемся к трем мужчинам, восседающим в мягких креслах. Подойдя к ним, неловко переминаемся с ноги на ногу.
– А я тебе говорю, Ама, эти Гольфстримы у америкосов надо брать, – произносит блондин с азартом.
– Пусть они сосут и дрочат, так и передай им, Вадик, – отвечает брюнет, явно нерусский, судя по кавказскому акценту. – Их Гольфстримы – ведра, на которые позарятся только лохи-пакистанцы. А я не лох. Моя авиакомпания – не кладбище для консервных банок от арахисовой пасты.
