– Вы бываете за кулисами?!
Человек, который бывает за кулисами!
Десятки мужчин и сотни дам хотели бы быть на вашем месте.
Если бы продавались билеты на вход за кулисы, на свете не было бы людей богаче антрепренеров.
А может быть, тогда никто бы и не стал стремиться за кулисы.
Я отлично помню тот момент, когда я впервые отворил маленькую дверь с крупной надписью:
«Посторонним лицам вход строго воспрещается».
Справа спускалась какая-то декорация, слева какая-то декорация поднималась из-под пола.
Так что я должен был поджать локти прежде, чем сделать несколько шагов, – ежеминутно боясь провалиться в какой-нибудь люк.
Вокруг меня сновали средневековые воины, поселянки, старики с бородами из пакли, студенты того самого университета, где читал свои лекции профессор Фауст![2]
Доктор Фауст неистово ругал портного и каждую секунду желал, чтоб его «взял черт».
Мефистофель, не обращая на это никакого внимания, дружески допивал бутылку красного вина с Валентином.
Как будто это вовсе его не касалось.
Маргарита с Зибелем сплетничали что-то про Марту.
У меня кружилась голова.
Через минуту я был влюблен сразу во всех хористок.
А балерины, репетировавшие при закрытом занавесе вальс второго акта, казались мне идеалами красоты.
В самом воздухе кулис есть что-то опьяняющее, как в шампанском. Словом, очутиться в первый раз в жизни за кулисами – это такое наслаждение, выше которого есть только одно: получить приглашение бывать у артистов запросто.
Сотни мужчин и тысячи женщин хотели бы быть на вашем месте.
Видеть богов, когда они сходят со своего Олимпа.
Видеть всех этих Фаустов, Раулей, Валентинов, Амнерис[3], Зибелей и Урбэнов[4] запросто, в частной жизни!
Право, если антрепренеры захотят сделать грандиознейший сбор по возвышеннейшим ценам, им стоит только объявить, что сегодня, вместо всякого спектакля, будет устроена для артистов вечеринка при открытом занавесе.
«Г-жа Кавальери[5] будет наливать чай, г. Баттистини[6] выпьет два стакана».
За полный сбор можно будет ручаться.
Когда откроют кассу, в ней уж не будет ни одной ложи бенуара или бельэтажа: барышники заранее возьмут все. Публика в тысячу раз более интересуется артистами в их частной жизни, чем на сцене.
На сцене их видят все, а в частную жизнь хочется взглянуть каждому, потому что этого не видит никто.
Есть тысячи людей, которые думают, что тенора в частной жизни только и делают, что вздыхают, баритоны наполняют свою жизнь благороднейшими подвигами, а басы – интригами, что примадонны, вместо обеда, нюхают цветы, а меццо-сопрано так и в жизни всегда ходят в трико.
Перед вами человек, живший в одном отеле с Зембрих[7], Котоньи[8], Баттистини, Таманьо – этого мало! Перед вами человек, питавшийся лаврами самого Мазини!
Да, я питался лаврами Мазини!
Это случилось очень просто.
Его человек имел обыкновение сбывать повару нашего отеля по десяти копеек все лавровые венки, которые подносили его «божественному» господину.
И весь отель ел рассольник с лаврами Мазини.
Какая странная судьба постигает иногда артистические лавры.
Лавры славы в союзе с гусиными потрохами!
Если вам угодно, я могу показать вам этих маленьких богов, когда они сходят со своего Олимпа.
Прикоснемся к идолам[9], не боясь того, что с них слезет позолота.
