Лучшие друзья девушек или небо в алмазах.
«… считаю оправданным первоочередное принятие к производству именно осколочно-штурмовых бомб с готовыми поражающими элементами в гексоген-тротиловом снаряжении, несмотря на их более высокую стоимость. Их применение на начальном этапе большой войны, или в малых войнах, сулит выгоды в отношении нанесения противнику наибольшего урона в короткий промежуток времени. Чугунный вариант, снаряжённый плавленым тротилом или суррогатными ВВ предлагаю считать мобилизационным.» Число. Подпись. Пробежав глазами ещё раз текст записки на имя Кулика, вздохнул и отложил её в папку исходящих документов. Ничто не отбирает столько времени, как «пробивание» принятия нужных решений. Как например с этими ОШАБ. Испанская кампания показала, что советские 50-килограммовые бомбы частенько просто не взрываются, раскалываясь при ударе о твёрдый грунт. И у меня на это готов был ответ. Детальное проектирование бомбы, оснащённой тормозным парашютом и взрывателем разгрузочного типа, группой в составе пяти человек заняло всего две недели, включая выпуск полного комплекта чертежей. Ещё месяц ушёл на изготовление опытных образцов и испытания. Фактически, для штурмовиков было создано идеальное оружие, позволявшее бомбить с высоты всего полусотни метров без угрозы для носителя. У бомбы цилиндрической формы, сразу после сброса, открывался парашют, резко её тормозивший и обеспечивавший вертикальный подход к поверхности. Одновременно из носка выпадал каплеобразный грузик на тросе, взводивший боевую пружину взрывателя, который и подрывал боеприпас на высоте полутора метров над землёй. Точно, безопасно в обращении, эффективно. Что ещё нужно? Даже чугунная 50-кг бомба превзошла по площади сплошного поражения обычную «сотку», а «банка», снаряжённая роликами двух калибров из закалённой ТВЧ рубленой арматуры и мягкой стальной проволоки, была опасна и для легкобронированной техники. Любой из вариантов ОШАБ был дешевле 100-киллограммовых бомб, но вызвал яростное сопротивление как авиаторов, столкнувшихся с проблемой перепроектирования бомбоотсеков перспективных штурмовиков, так и ГАУ, которое желало иметь только самое-самое дешёвое и соглашалось лишь на пару тротил-чугун. Но ведь применение самых совершенных боеприпасов, пусть несколько более дорогих, именно в самом начале войны имело огромное значение! Растрепать противника сразу, шокировать его потерями, убить волю к победе – уже значило пройти до неё полпути. А в ходе войны, когда действительно нужно всего и много, при этом, как можно дешевле, любое чугунолитейное производство и самые примитивные механические цеха могут печь «мобилизационные» бомбы как пирожки. И вот, весь март и половину февраля 1938 года я переругиваюсь, доказываю, убеждаю, но чувствую, что всё равно придётся выносить сор из избы и подключать, через моего непосредственного начальника, наркомат. А то и выше прыгать, если у Берии влияния не хватит.
– Тащ капитан, там на КПП женщина пришла, говорит в ваше распоряжение! – из коридора штаба, через открытую дверь доложил дежурный и остался стоять, ожидая распоряжений.
– Женщина? Что за напасть? – в моём островном мирке, не считая жён комсостава, представительниц слабого пола отродясь не бывало. – Сам схожу разберусь, что за птица к нам прилетела.
Дежурный скрылся, а я, пользуясь случаем размяться, по уложенным в качестве тротуаров плетёным из лозы матам, спасавшим «островитян» от весенней грязи, не спеша пошёл к контрольно-пропускному пункту. Первоапрельское солнышко припекало, вызывая бурную радость пернатых, которые, казалось, щебетали на всех ветвях, сплетая свои голоса с журчанием талой воды. Ещё чуть-чуть и лёд с реки сойдёт, вновь пойдут через шлюзы баржи и пароходы, а лётчики гидроаэродрома возобновят полёты, перейдя с лыж на поплавки. С каждым шагом пока ещё прохладный ветерок выдувал из головы все заботы и проблемы, настраивая мысли на «амурный» лад.
Ожидавшая меня особа, шикарно одетая по современным меркам в синее пальто, подчёркивавшее стройную фигуру с узкой талией, стянутой широким поясом, казавшаяся выше своего роста из-за сапожек на высоком каблуке, тоже поначалу заставила думать о чём угодно, но только не о работе. Её лицо было скрыто прикреплённой к шляпке вуалью и мне на миг показалось, что она вот-вот скажет что-то вроде:
– А помните, вы к нам в командировку приезжали и мы с вами очень близко познакомились? Вот, приехала к вам жить!
Хотя нет, уж слишком она для меня молода на вид. Может, представится нажитой на стороне дочерью? Вот это будет подстава! Не то, что бы я мог где-то нагрешить, знал, что ничего подобного не было, да и быть не могло, но мысли, наверное, из-за нестандартности ситуации, интуитивно вызывавшей опасения, повернули именно в эту сторону. Могли ведь недоброжелатели изобразить подобное? Почему нет?
Но реальность оказалась ещё более неожиданной, хотя и более прозаичной.
– Ой, здравствуйте, товарищ капитан! – чуть ли не подпрыгнула она от радости, когда я вошёл в помещение. – А я вас сразу узнала!
– Здравствуйте! Чем обязан? – ответил я, стараясь не расплыться в глупой улыбке и удержать себя в руках.
– Вот, пришла садиться в тюрьму… – развела она руками.
– Чтооо?! – непосредственно отреагировал я на такой обескураживающий ответ на простой вопрос.
– Что, что? Всё просто. В ноябре был суд, дали полгода за антисоветскую агитацию, с отсрочкой исполнения приговора до мая месяца. Но три дня назад участковый принёс предписание явиться в Москву по вот этому адресу для отбытия наказания и поступить в ваше распоряжение. Неудачно всё получилось, мне ведь диплом защищать. Теперь до следующего года всё отложить придётся, – она тараторила, а я тупо смотрел на врученную мне бумагу, где чёрным по белому было написано: «Сарсадских Наталье Николаевне. Приговор Кировского районного суда г. Ленинграда №567 от 14.11.1937 вступает в силу 01.04. 1938. Для отбытия наказания явиться по адресу…»
– Товарищ Любимов? Вы меня слышите? – дёрнула девушка меня за рукав. – Меня из комсомола отчислили. Но если вы мне хорошую характеристику напишете, то я, как исправившаяся, восстановлюсь. Вы ведь напишете?
– Так! Стоп! – прервал я поток красноречия. – Гражданка Сарсадских, ваша специальность?
– Горное дело. Геохимик, учусь, вернее, заканчиваю ЛГУ… – заметно упавшим голосом ответила девушка.
– Понятно… Точнее, не очень, но разберёмся. Пройдёмте со мной, – сказал я, начав осознавать, откуда на этот раз привалила беда.
