Готовясь к заключительной стадии полета, «С-130» резко клюнул носом и, заложив тридцатиградусный вираж, предоставил Халли Лиленд возможность посмотреть на то, что находилось внизу. Был второй понедельник февраля; дело происходило на Южном полюсе сразу после полудня. Темноту прорезали две полоски света, тонкие и красные, будто свежие, только что сделанные скальпелем надрезы на коже. Расстояние в полмили до Южной полярной станции «Амундсен-Скотт» пришлось лететь по сияющему небосводу. Воздух был прозрачным, как полированное стекло; красные, белые и золотые лучи ярко сверкали, словно отражаясь от ограненных драгоценных камней, лежащих на земле в одной миле под крылом проплывающего над ними самолета.
– У пилота, похоже, денек не из приятных? – громко прокричала Халли, стараясь, чтобы ее услышал единственный, кроме нее, пассажир, старший по погрузо-разгрузочным работам. За время полета он ни разу не поднял головы от страниц старого номера журнала «Пипл».
О покое оставалось только мечтать. Халли находилась в пути уже четыре дня и четыре ночи, и желание поспать томило ее, словно неутолимая жажда. Но самолет был предназначен для перевозки грузов и не обеспечивал пассажирам никакого комфорта в полете. Ее посадочным местом стала бухта нейлонового троса, подвешенного, как гамак, в фюзеляже, а четыре ревущих двигателя делали попытки заснуть столь же бесплодными, как если бы вместо моторов тут был грохочущий водопад. Поэтому большую часть трехчасового перелета Халли то вспоминала неприятную сцену прощания с Уилом Бауманом в Далласе, то пыталась мысленно представить подледниковое озеро, вода в котором имела температуру двадцать два градуса. Именно озеро и послужило основной причиной ее визита сюда.
– Пилот просто развлекается! – В голосе старшего по погрузо-разгрузочным работам послышались веселые нотки. – Представляете, какая это скучища – лететь из «Мак-Мердо» до полюса и обратно? А когда самолет входит в облака, эти сидят в кабине, а мы – вдвоем в салоне. Понимаете, о чем я?
Халли была не уверена, что понимает. Посмотрев вниз на лед, она увидела, как пучок белого света вдруг рассыпался на многочисленные дрожащие лучики.
– Что это?
– У полярников есть поговорка: «Два лучших дня в вашей жизни – это когда вы прилетаете сюда и когда улетаете отсюда». Большое счастье – убраться из этих краев. – Мужчина внимательно посмотрел на Халли. – Обычно посетители не прилетают к нам в такое время года. Вы специально прибыли сюда зимой?
– А вам, похоже, очень хочется побыстрее вылететь обратно на «Мак-Мердо»?
– В этом нет ничего удивительного.
– Настроение у вас, я вижу, совсем не радостное.
– Ну сами посудите, большую часть времени до вылета обратно парни посвятят пьянке. А это значит похмелье, драки и прочие прелести.
– Пьянке, говорите? Так ведь сейчас только полдень.
Старший по погрузо-разгрузочным работам снова посмотрел на Халли:
– Вы что, здесь в первый раз?
Пилот за штурвалом все же умел летать, признала Халли. Она почти не почувствовала, как стальные лыжи самолета поцеловали лед, – а это нелегкий трюк с шестьюдесятью тоннами груза да еще в разреженном воздухе на высоте тысяча триста футов. Самолет, вырулив к месту стоянки, остановился, спустил наклонный грузовой трап. Халли задержалась внутри, надевая на лицо защитную маску и натягивая на голову отороченный мехом капюшон.
– Я не задержу вас, мэм. Скоро вас высадят. – Говоря это, старший по погрузо-разгрузочным работам подавал руками знаки стоявшей на льду толпе.
– Простите, что отрываю вас от дела. Такое зрелище здесь можно наблюдать не каждый день? – спросила Халли, глядя на полярное сияние, похожее на развернутый поперек черного неба висящий орнамент из зеленых и пурпурных сполохов.
Нахмурившись, мужчина ссутулился:
– Да, особенно в полуденное время.
Стена тел в черных парках встала на пути прибывших, не давая идти вперед по льду. Лица, скрытые под поднятыми меховыми воротниками, налобные светильники, смог от выдыхаемых алкогольных паров. Люди в толпе перемещались, перетасовывались и топали ногами, совсем как лошади на родительской ферме Халли в Шарлотсвилле.
– Пропустите, пожалуйста, – обратилась она к собравшимся.
– Пропустить через нас? – грубо сострил кто-то.
Несколько человек расхохотались, но никто не сдвинулся с места.
Халли обошла их сбоку.
– Посадка! – пронзительно закричал старший по погрузо-разгрузочным работам и отскочил в сторону, как пешеход, случайно вышедший на полосу движения.
Потом он наконец сгрузил на лед два оранжевых походных чемодана Халли.
– Добро пожаловать в насквозь промерзший ад, мэм. Желаю вам хорошо провести здесь время! – театральным тоном объявил он, и девушка впервые услышала, как его голос прозвучал бодро и жизнерадостно.
– А чему вы сейчас так радуетесь?
– Да тому, что уже улетаю отсюда, мэм.
Халли наблюдала за тем, как самолет выбрался на взлетную полосу, а потом снова взлетел и повернул обратно на «Мак-Мердо». Она осталась на льду в полном одиночестве. Никогда ей не доводилось бывать в столь мрачном и пугающем месте. Небо над головой напоминало сияющий купол из полированного оникса с выгравированными белыми крапинками звезд. Лед был похож на розово-красный мрамор, местами покрытый снежными сугробами, изъеденными ветровой эрозией. Ветер дул со скоростью двадцать миль в час. Для полюса это почти безветрие: здесь ураганные ветры со скоростью сотни миль в час – явление весьма частое.
Цифровой термометр, висящий на одном из замочков застежки-молнии, показывал шестьдесят восемь ниже нуля. А под пронзительным ветром температура опускалась почти до минус ста. Халли когда-то слышала, что, по мнению пожарников, огонь – голодное живое существо. Этот холод, похоже, тоже был живым. И голодным. Он проникал через семь слоев специальной одежды, сквозь швы, застежки-молнии и участки, в которых теплозащитная подкладка была тоньше. Неприкрытые участки кожи лица обжигало так, словно к ним прикасались горящей сигаретой.
Внезапно Халли подумала, что, наверное, умрет прямо здесь, на этом самом месте, где она вышла из самолета и откуда отчетливо видела станцию. «Все рассказы об аде – это сплошная чушь», – пронеслось в голове. В аду наверняка так, как здесь: холод, темнота и все мертвое. Девушка повернулась на триста шестьдесят градусов вокруг себя, но не увидела ничего, кроме станции. В этом прозрачном, первобытной чистоты воздухе казалось, что до нее менее полумили, но Халли видела расстояние от посадочной полосы до станции на карте в «Мак-Мердо». Она провела ногой по льду. Его поверхность была изрезана и усыпана мелкими осколками, словно хоккейная площадка после игры. В голове ощущались легкость и пустота. В глазах мелькали серебряные искры. В ушах стоял звон, Халли подташнивало; вздохнуть полной грудью она не могла, сердце тяжело и учащенно билось. Приличная высота над уровнем моря, антарктический холод, усталость – ведь Халли только что прилетела.
