Длинная труба с прямоугольной дыркой.
Как же было тепло, здесь, сейчас. На деревянном полу у чего-то, отдающего жаром. Холодно мне было только от взгляда в сторону большой дырки в стене, закрытой чем-то твёрдым, но позволяющим взглянуть в наружу. Туда, где ты был не где-то, а везде. Не в определённом месте, а в месте, где много других мест, в общее место. Теплое место, где был сейчас я – двигалось, хотя при взгляде на ту дырку в стене, казалось, будто общее место двигается.
Я долго наблюдал за этими громкими трубами, которые перед тем как остановиться – выпускали из другой, маленькой трубы невыносимо громкий и жуткий звук. Каждый раз, когда я его слышал – моя шерсть становилась дыбом, лапки покалывали, а хвост брала до ужаса неприятная судорога.
Когда дамочки в синем цвете становились у большой прямоугольной дырки в стене этой длинной трубы, к ним подходили другие кожаные. В руках у них были белые бумажки и большие непонятные штуки с ручками. Зачем они им всем? – всегда спрашивал себя я. Эти большие штуки брали джентльмены в форме и куда-то уносили. На их лицах были не внушающие доверия улыбки, больше похожие на оскал. Когда заходил последний кожаный, Дамочка в синем стояла ещё минут пять в ужасном холоде, и, потирая ладони уходила куда-то.
Большая прямоугольная дырка оставалась одна. Я смотрел на неё и чувствовал, что за этой темнотой скрывается тепло и… что-то вкусненькое. Я не знал: что происходит с кожаными, когда дырка прекращала быть дыркой, а труба, издавая ужасный гул уносилась прочь. Я не видел ни одной кошки, которая туда заходила, или хотя бы выходила, но мои усики тянулись туда, хвостик расслаблялся, а лапки становились мягче. Я знал, что там было хорошо, а я любил, когда было хорошо, но там, где люди – не могло быть хорошо для котов.
Особенно в холод, когда с большого пятна над головой начинал падать холодный пух – люди становились злыми, и кошек особенно не любили. Постоянно шипели, как белые длинношеие крылатые звери, издавали противные звуки как зелёные чудовища, скрывающиеся в воде, и кричали, как большие четверолапые длинномордые и ушастые ненавистники кошек.
Но сейчас я был в тёплом месте. И я гордился собой. На следуйщий день я снова дождался этой длинной трубы и следил за той дамочкой в синем. Правда, люди не заходили, а выходили оттуда. Когда кожаная, потерев ладони, ушла, я спрыгнул из своего убежища, пробежал по уже помятому пуху, который не оставлял после меня следов и подобрался к дырке так близко, что остановился, испугавшись её размеров. Но там было так тепло… И так пахло чем-то…
Тепло. Тепло. Тепло. Решиться на этот прыжок – было лучшим решением на моей памяти. Я потянулся, пустил по шерсти приятные вибрации, которые расслабили меня ещё больше и зевнул. Вдруг кто-то пнул меня прямо в пузико. От страха я подскочил, приподнялся на лапы, подняв тело как можно выше, чтобы казаться больше и напряг хвост.
Большой, непонятной формы предмет, который всегда одевали кожаные себе на длинные лапы, пнул меня ещё раз, и ещё. Я не знал куда деваться. Меня обнаружили кожаные! О нет! Что делать? За что? Мне снова пнули и я, сам того не ожидая, вцепился клыками и когтями в этот жестокий предмет и издал отпугивающий звук, которого испугался сам. Меня перестали пинать, но стали бить обо всё подряд. Я летал по этой трубе, цепляясь за лица кожаных, за пол, за стены, за всё, за что мог зацепиться. Со стороны кричали:
– Он бешенный!
– Уличный!
– Он болен!
– Болен!
Но если б я ещё понимал их… Что они от меня хотели? Я ведь никого не трогал, я просто грелся под круглой доской на ножке и доедал прелестнейшую нежнейшую рыбку.
Дамочка в синем что-то взяла в короткие лапы и бросила в меня. Ах! Это что-то коснулось моей кожи. Это что-то горячее и мокрое. Это была вода! Меня хотели сварить!
Моя хватка ослабла. Я забился в тёмный угол, из которого меня тоже достали. Крепкие лапы кожаной сжали меня, пронесли по трубе и выкинули куда-то в ледяную темноту. Я видел четыре стены, но понятия не имел: где находился. Тут не пахло ничем вкусным, тут не было тепло и хорошо. Проверив на месте ли хвост, уши, носик, я свернулся в клубок и спрятал усики в тёплую мягкую шерсть. Вибрации уже не хотели выходить, да и я не хотел их чувствовать. Не хотелось даже лишний раз двигаться, чтобы меня никто не услышал.
Я стал засыпать.
Неужели меня всегда будут все пинать и выкидывать?
Холодная наружа и странные звуки.
Я проснулся от яркого света, слепящего мне глаза и заставляющего зажмуриться. Я тут же напрягся. Послышались шаги. Ко мне кто-то подошёл, поднял на лапы, снова крепко сжал и пронёс по трубе с дырками. Только сейчас мои глаза открылись. Наружа в дырках уже не двигалась, значит не двигались и мы. Значит, меня выбросят. Прямо туда, в наружу, в этот холод.
Я не стал сопротивляться. Мне почему-то казалось, что быть в общем месте, хоть и в холоде – намного лучше, чем здесь. В месте, заполненном жестокими длинными существами – кожаными.
Меня подбросили, пнули и что-то крикнули:
– Так тебе и надо! Наглая британская морда! Добро пожаловать в Россию!
Как только лапки мои коснулись земли, я побежал, не разбирая дороги. Я заметил лишь белые стены повсюду и яркий свет. Я бежал то вверх, то вниз. И вот я очутился в самом настоящем общем месте. Ужас коснулся кончиков усов, и я попятился назад, пока не уперся во что-то твёрдое и ледяное.
Со всех сторон слышались пугающие звуки. Везде были кожаные, они смотрели в свои светящиеся коробочки и шли, не отводя от них глаз. Они не смотрели под ноги, они не замечали меня, они не замечали друг друга! Не замечали ничего вокруг себя!
Я попробовал перейти на другую сторону дороги, чтобы не остаться затоптанным, но ничего не вышло. Попробовав снова, я потерпел неудачу, а в третий раз кто-то наступил мне на лапу. Я закричал во весь мяу, и, испугавшись, что меня снова начнут пинать – я начал бежать. Бежал по холодному мягкому пуху, бежал через колючие кусты, по грязи и каким-то бумажкам. Я пробегал через большую дорогу, где носились какие-то сверкающие, большие и шумные шляпы с яркими шарами, похожими на то тёплое пятно над головой. Это пятно снова куда-то ушло. Оно всегда уходило.
