Солнце медленно заходило за горизонт, оставляя на мертвой земле длинные красные тени. Эти тени дюйм за дюймом наползали на все живое, принося с собой усталость, которая новой волной накатывала на мир. На мир вокруг, который давно устал и готовился ко сну, пока еще мог спать: медленно закрывались чахлые цветы, замирала вода в немногочисленных водоемах, замолкала и без того редкая фауна. Желтая трава, которая днем качалась от слабого ветра, теперь тянулась к уходящему солнцу, будто волнуясь, что солнце не встанет вновь. А ведь оно могло и не встать снова… По крайней мере, никто бы не удивился этому событию. Солнце ведь тоже может в конце концов устать… Усталость очень давно пропитала воздух в этих местах, и казалось, что она не сойдет никогда. Лишь каждый вечер на закате одинокое солнце приносило новую ее порцию, чтобы завтра все повторилось. Умирающий мир и бездушное красное солнце…
Одинокие путники тоже устали. Их лошади давно перешли с галопа на рысь, затем на шаг, а теперь с огромным трудом переставляли ноги, волоча на себе людей, закутанных по самые брови в плотные плащи. Но эти лошади были еще бодрячком – они хотя бы еще могли переходить на галоп, они знали, что завтра с новыми силами ринутся вперед, открывая все новые и новые мили, видимо, окружающий мир еще не успел поглотить их. Всадников было трое. Все трое были закутаны в дорогие дорожные плащи, выцветшие и порванные от долгого ношения и непогоды. Дорогая кожа сапог и изящные шпоры выдавали людей не самого низкого происхождения, а выправка и посадка в седле говорили о людях, которые не бегут от войны, а скорее несут ее на своих плечах. Да и тем более, на их седлах висели короткие клинки, которые были очень популярны на далеком востоке. Толстые ножи длинной с локоть и центром тяжести, смещенном к лезвию, которые при хорошем ударе могли отрубить голову не только человеку, но и чему-нибудь похуже. Хорошие клинки… Впрочем, оружие в этих землях было не редкостью. Скорее наоборот, редкостью было отсутствие оружия у одиноких путников. Хотя и сами путники были редкостью в этих давно потерянных землях. Потерянных землях… Хах, какие земли считать непотерянными, уже давно непонятно. Мир умирал, умирала земля, но больше всего умирали люди, которые так устали жить. Люди, для которых само существование их рода уже было в тягость. За 300 лет после Исчезновения усталость поглотила все вокруг. И даже если сердца людей все еще бились, а руки сжимали клинки, то огня в груди уже не было. Он прогорел, как и весь мир. Давно прогорел…
Когда небо из красного окрасилось в оранжевый и уже даже в фиолетовый, путники, к их собственному удивлению, встретили жизнь, столь редкую в этих местах. Огромный лагерь вооруженных людей раскинулся по обе стороны дороги. Действительно огромный лагерь для столь отдаленных мест. Нет, не какой-то караван беженцев или торговцев древностями, которые спешили на Восток, чтобы сбыть товар, и не бежавшая от войны деревня, у которой давно не осталось своего куска земли. Это был лагерь армии, настоящей, организованной армии, столь похожей на армии великих королевств древности, пусть и уставшей до смерти.
Над центральным шатром развивалось тысячелетнее, давно превратившееся в прах знамя. На его полотнище была изображена кровь. Да, именно кровь, хотя и сложно сказать, как древний художник сумел её нарисовать. Это огромное красное пятно было не мазком красной краски и не раздавленным случайной ногой томатом, а именно пятном крови, пролитой за великую борьбу.
Лошади медленно вошли в лагерь. Но на путников никто даже не взглянул. Даже караулы не окликнули трех вооруженных людей, будто показывая, что враги здесь явно не люди и что их присутствие абсолютно безразлично его многочисленным обитателям. Да, это была армия своего времени. По движениям людей было видно, что их абсолютно не волнует род их деятельности или чем они занимаются. Дежурные вяло подкидывали дрова в костер, кто-то бессмысленно протирал столетние копья, покрывшиеся толстым слоем ржавчины. Иные, не имея оружия из метала, с помощью обсидиановых пластин, делали короткие деревянные дротики. И все это делалось с таким отсутствием энтузиазма и заинтересованности, что даже рабы в Южных государствах могли позавидовать их отстраненности от выполняемой работы.
Дорога упиралась в шатер, над которым развивался кровавый флаг. Дальше проехать было нельзя, поэтому Трое подъехали к нему и спрыгнули со своих коней. Продолжать движение уже не было сил, а люди, судя по всему, давно не представляли никакой опасности друг для друга. Напротив, этот шатер вызывал давно забытое чувство безопасности и уюта. Тонкая ткань выглядела как каменная стена, которая была готова защитить от любых врагов. Наверное потому, что это была ткань из прошлого мира, когда человек мог не боятся за свою жизнь на этом, некогда оживленном участке тракта. Возле шатра сидел человек, который неспеша строгал дешевым охотничьим ножом с рукоятью из рога оленя стрелу – стрел вокруг него скопилось довольно много. Было видно, что этим он занимается уже не один час.
На вид незнакомцу было около 30 лет, но морщины и седина в волосах показывали, что эти 30 лет были не самыми простыми. Впрочем, сейчас легко было только мертвым. Затасканная кожаная жилетка, тканевые сапоги, самодельный пояс из шкуры животного. Он не был похож на обладателя такого древнего и загадочного знамени. Но вот меч, который лежал рядом, говорил о многом. Такие мечи уже давно не делали нигде в известном мире. Двуручный, длиной около пяти локтей, с незаточенной частью у гарды и волнистым лезвием клинка. Это был не просто меч, найденный на трупе мертвого дворянина. Это было оружие королей, что сгинули в небытие уже очень давно. А его глаза… Они были фиолетового цвета, именно фиолетового, не синего и не голубого. Они даже сливались с небом, которое наконец оставило солнце, и говорили о том, что незнакомец не так прост так кажется. Этот меч и эти глаза были удивительными явлениями среди уставшего мира. И даже если бы незнакомец жил в самой бедной палатке, по этим двум атрибутам стало бы ясно – именно он то, что заставляет этих людей идти в бой.
Незнакомец наконец закончил строгать и поднял фиолетовые глаза на путников. Не говоря ни слова, он указал рукой на костер перед собой, призывая сесть. Путники сели и молча начали скромную трапезу. Все молчали. Уставшие люди не говорят… Но, когда с вяленным мясом было покончено, незнакомец взял клинок одного из путников и рассмотрел его в свете костра.
