Я – научный работник, более пятидесяти лет работаю в отраслевых научно-исследовательских институтах. С большим сожалением и горечью могу констатировать, что наука, во всяком случае отраслевая, переживает сегодня нелучшие времена, а некоторые области исследований просто прекратили существование.
Уверен – когда-нибудь наша наука возродится в прежнем величии. Вот только когда это будет?!
Несколько лет назад судьба свела меня в одном купе «Красной стрелы», по всей вероятности, с крупным московским чиновником. После напряженного трудового дня мы оба были голодными и усталыми, поэтому предложение проводницы организовать хороший ужин приняли с восторгом. После первых двух завязалась непринужденная беседа, и мы заговорили о состоянии науки в стране. Не знаю, почему я коснулся крайне неприятной для меня темы – о банкротстве ВНИИНефтехима[1]. Уничтожение такого крупного отраслевого института, одного из грандов отечественной и мировой нефтехимии и нефтепереработки, было, по моему мнению, большой потерей для всего научного сообщества нашей страны. В конце разговора собеседник (назовем его Иваном Ивановичем) неожиданно спросил меня:
– Скажите, Аркадий Самуилович, если бы мне удалось убедить очень больших людей выделить средства на восстановление института, через какое время он мог бы начать функционировать?
– Видите ли, Иван Иванович, для успешной деятельности любой научно-исследовательский институт должен иметь квалифицированных научных работников, которые умеют выполнять поставленную перед ними задачу, а также оборудование и помещения, где можно работать. Я уверен, что если вы поставите перед собой цель возродить институт, то сможете убедить больших боссов найти деньги на этот проект.
Но просто так деньги сейчас не дают – не советские времена. Значит, вам нужно гарантировать инвесторам, что интеллектуальная собственность, создаваемая институтом, является товаром, который можно продавать и получать прибыль. А для этого полученные деньги нужно потратить на… – И я стал загибать пальцы на руке: – Прежде всего на создание бизнес-плана и определение тематики института, так как просто продолжать работу в направлениях, развивавшихся во ВНИИНефтехиме, бессмысленно. Институт перестал существовать как научное предприятие лет за десять до своего официального закрытия.
Сделать это очень трудно, но возможно, хотя я позволю себе напомнить, что при создании ВНИИНефтехима его тематику определил величайший ученый прошлого столетия академик Ипатьев, которого научное сообщество справедливо считает Менделеевым XX века. Он мало известен в нашей стране, так как в тысяча девятьсот тридцать первом году уехал из СССР в Германию, и государство вместе с послушной научной общественностью предало его анафеме.
В общем, выбор научной тематики института – задача сложная, но решаемая.
Далее необходимо купить или построить здание, а также приобрести оборудование для работы. При наличии финансов это происходит легко и быстро. Затем надо решить самую трудную задачу – найти людей для проведения исследований, результаты которых можно продать с прибылью.
– Это как раз легче всего, – безапелляционно возразил Иван Иванович. – Если объем выделяемых средств будет достаточным для покупки зданий и оборудования, то предложить лучшим выпускникам химфака нашего университета и Технологического института условия, от которых они не смогут отказаться, не составит труда.
– Это будут сержанты, максимум младшие лейтенанты, а для победы в сражениях нужны майоры и полковники, я уже не говорю о генералах.
– Аркадий Самуилович, а где же старшие офицеры? Неужели Ельцин со своей командой нанес такой удар по научным кадрам, что мы не найдем нужных нам специалистов? Не могу поверить в такую пессимистическую картину при всем уважении к вам.
– Хотите, Иван Иванович, я расскажу вам, почему считаю состояние нашей науки весьма безрадостным? Правда, слушать меня придется около часа, если не больше.
– С удовольствием узнаю вашу точку зрения. И не торопитесь, раньше восьми тридцати мы все равно не приедем, а этот вопрос для меня очень важен.
– Хорошо, Иван Иванович. Прежде всего, хочу подчеркнуть, что все мои выводы касаются отраслевой науки, хотя ситуация в академических институтах, наверное, такая же, – ответил я. – Начну издалека. В 1962 году я начал проходить производственную практику лаборантом в институте «Механобр»[2]. Это были еще хрущевские времена – «золотой век» отечественной науки.
Я не знаю, как относились к людям исследовательского труда при Сталине, но, скорее всего, плохо. Можете ли вы вспомнить хотя бы один фильм, героем которого был научный работник, с которого хотелось бы брать пример? Я уже не говорю о своеобразном способе повышения производительности труда научных работников, созданном в те годы: их просто сажали в тюрьму под названием «шарашка»[3], где они и работали. Удобно: зарплату платить не надо, тратить время на поездки на работу – тоже, и сотрудники трудились без отпусков двенадцать месяцев в году. Если сделал что-нибудь хорошее, тебя могут досрочно выпустить. Ничего не получается – сиди, твори дальше. Причем, как я понимаю, это было достаточно массовым явлением. Например, процессы, которыми я занимаюсь, – производство изопренового каучука[4] и получение фенола[5] – разрабатывались в «шарашках». После прихода к власти Хрущёва ситуация изменилась коренным образом. Прежде всего, закрыли все «шарашки», и сидевшие в них ученые получили возможность работать в нормальных условиях. Вся мощь государственной пропаганды заработала на повышение престижа отечественной науки.
Мое поколение, вступавшее во взрослую жизнь в шестидесятых, зачитывалось такими книгами, как «Иду на грозу» и «Искатели» Гранина, «Электрический остров» Асанова, «Замужество Татьяны Беловой» Дементьева. Мы смотрели и пересматривали «Всё остается людям», «Девять дней одного года», и нам хотелось походить на героев картины «Ещё раз про любовь» с блистательной Татьяной Дорониной в роли красавицы стюардессы и Александром Лазаревым в роли блестящего ученого. Талантливый, сильный, обаятельный, с собственной однокомнатной квартирой, где на полу лежала шкура белого медведя, как хотелось думать – убитого лично великим физиком во время какой-нибудь очень нужной стране научной экспедиции.
Мы благоговели, слушая его разговоры с коллегами:
«– Где Семёнов?
– Уехал на Альфу».
Сколько великой и важной тайны было в жизни этих ребят!
Все ученые в книгах и кинофильмах превосходили окружающих умом, скоростью принятия решений, смелостью, умением постоять за правое дело. Они были элитой того времени. Кто же не мечтает стать таким?! Вот с кого хотелось делать жизнь.
