Калатвахский дворец, Раджастхан, Индия, март 1788 г.
Солнечные лучи, радуя глаз после многих миль пыльной дороги, проникали сквозь ажурные узоры каменной стены и покрывали белый мраморный пол причудливыми переплетениями света и тени. Майор Николас Хериард на ходу размял плечи, сбрасывая усталость долгого путешествия. Ванна, массаж, чистая одежда – и он снова почувствует себя человеком.
Послышался тихий топот и еле слышный стук когтей по мрамору. Привычным движением выхватывая из-за голенища нож, майор резко развернулся и присел в ожидании атаки.
Но вместо врага из арочного входа выскочил мангуст и сердито застрекотал, всем своим видом демонстрируя раздражение: шерсть вздыблена, хвост ершиком.
– Мерзкий зверь, – выругался Ник на хинди.
Топот стал громче, и вслед за мангустом появилась девочка. Взметнув широкие красные юбки, она резко остановилась, едва не потеряв равновесие, и замерла. Не девочка – молодая женщина, с открытым лицом и без сопровождающих. Какая-то часть его сознания все же проанализировала звук ее шагов: прежде чем вбежать сюда, она дважды меняла направление, следовательно, воспользовалась одним из сторонних ходов в занану, женскую половину дворца.
Именно там, в женских покоях, а не здесь ей надлежало находиться. Ему и вовсе не подобает таращиться на нее, стоя на изготовку с оружием в руке.
– Можете убрать кинжал, – сказала девушка. Ник не сразу понял, что она говорит по-английски, хотя и с легким акцентом. – Мы с Тави не вооружены. Не считая зубов, – добавила она и, растянув рот в улыбке, показала ровные белые зубы. Должно быть, за насмешкой она скрывала потрясение. Меж ее босых, раскрашенных хной ног вился мангуст и что-то недовольно ворчал. Его шею украшал воротник с драгоценными камнями.
Ник наконец овладел собой и вернул кинжал в ножны. Выпрямился, сложив руки.
– Намасте.[1]
– Намасте.
Темно-серые глаза внимательно изучали его. Шок, казалось, перешел в подозрительность на грани враждебности. Она даже не пыталась скрыть свои чувства.
Серые глаза? И медово-золотистая кожа. А в толстой косе, лежащей вдоль спины, заметны каштановые и почти черные прядки. Искомая цель, кажется, сама его отыскала.
Девушка, похоже, ничуть не смущена своим присутствием здесь, с открытым лицом, обществом незнакомца. Стоит и рассматривает его.
Алая пышная юбка, утяжеленная серебряной вышивкой, доходила ей почти до щиколоток, под ней виднелись узкие брючки. Облегающая блузка-чоли не просто открывала восхитительно-изящные, женственные руки, унизанные серебряными браслетами, но еще и не доходила до талии, демонстрируя полоску гладкой золотистой кожи.
– Мне пора уходить. Простите, что потревожил вас, – по-английски произнес Ник. Ему в голову пришла мысль, что, похоже, из них двоих неловкость испытывает именно он.
– Вам не обязательно уходить, – просто ответила она, затем повернулась и удалилась тем же путем, что и вошла. – За мной, Тави, – на хинди позвала она и, махнув юбкой-лехенгой, скрылась из вида. Мангуст послушно последовал за ней, тихо щелкая по полу коготками.
– Черт, – выругался Ник, глядя в опустевший проход. – Она определенно дочь своего отца.
Простое поручение внезапно превратилось в нечто совсем иное. Он выпрямился и зашагал к своим покоям. Какой из него майор Ост-Индской компании, если смущается ехидства женщины, пусть и очень красивой. Необходимо смыть дорожную грязь и испросить аудиенции у раджи, родного дяди этой особы. После этого ему предстоит провезти мисс Анушу Лоуренс через всю Индию, в целости и сохранности доставить ее к отцу.
– Парави! Скорее!
Ануша влетела в комнату в облаке шелка юбок и шарфа.
– Говори на хинди, – неодобрительно отозвалась та.
– Maaf kijiye,[2] – извинилась девушка. – Я только что разговаривала с англичанином и не успела переключиться. Мой разум по-прежнему продолжает переводить.
– Angrezi?[3] Как тебе в голову пришло говорить с мужчиной, тем более angrezi? – Парави, пухлая медлительная женщина, третья жена ее дяди, подняла тонкую бровь, отодвинула шахматную доску и поднялась.
– Я только что наткнулась на него в коридоре, когда гонялась за Тави. Очень высокий, с золотистыми волосами, в английском красном мундире. Должно быть, офицер, у него на груди много золотых наград. Сходи посмотри на него.
– Да что с тобой? Неужели он действительно так красив, этот твой большой angrezi?
– Не знаю, – призналась Ануша. – Я никогда не видела их так близко с тех пор, как покинула дом отца.
Однако ей было любопытно и, непонятно почему, тоскливо. Из глубин памяти всплыли воспоминания о мужском голосе, говорившем по-английски, о высоком мужчине, который подхватывал ее на руки, смеялся и играл с ней. «О том, кто отверг меня и мою мать», – напомнила она себе, и воспоминания рассеялись.
– Он не такой, как другие мужчины, которых я привыкла видеть, я не могу определить, красивый он или нет. У него светлые волосы, стянутые сзади в косичку, и зеленые глаза. И он вот такого роста. – Она показала руками. – Просто огромный, такие широкие плечи и длинные ноги.
– Он совсем белый? – заинтересовалась Парави. – Я видела angrezi, хотя это было очень давно.
– Лицо и руки у него золотистые. – «Как у моего отца». – Правда, кожа европейцев всегда на солнце темнеет. В остальном он наверняка белый.
Ануша представила вновь прибывшего англичанина целиком и испытала приятную дрожь, которой тот явно не заслуживал. Но в закрытом мирке зананы ценились любые новости. Даже те, которые вызывали тревожные напоминания о внешнем мире. Чувственное покалывание потерялось в нахлынувшей волне предчувствия. Ей стало не по себе.
– И куда он отправился? – Парави выбралась из кучи подушек. Мангуст тут же занял тепленькое местечко и свернулся клубком. – Интересно посмотреть на мужчину, вызвавшего на твоем лице столько разных выражений.
– В гостевое крыло, куда же еще? – Ануша с трудом удержалась от резкости. Ее не прельщали отразившиеся на лице чувства. – Он весь в пыли и вряд ли станет искать аудиенции дяди в таком виде. – Она заставила себя встряхнуться и прогнать глупые фантазии. – Пойдем на западную террасу.
Она двинулась по знакомому лабиринту переходов, комнат и галерей западного крыла дворца.
– Дупатта![4] – прошипела подруга, когда они вышли на широкую террасу, где иногда сиживал сам раджа, наслаждаясь закатом. – Здесь нет решеток.
Ануша раздраженно прищелкнула языком, тем не менее размотала с шеи и накинула на голову вишневую полупрозрачную ткань, скрывая лицо до самого подбородка. Потом оперлась локтями о внутреннюю балюстраду и окинула взглядом раскинувшийся внизу дворик.
– Он там, – прошептала она.
Внизу, на краю сада, на персидский манер изобилующего ручьями, высокий большой angrezi разговаривал с незнакомым худощавым индусом. Его камердинером, без сомнения. Мужчина жестом показал на дверь.
