I
Белка не могла долго находиться на одном месте – ей необходимы были беспрерывное движение, непрестанное перемещение, стремительная беготня на головокружительной высоте. Неподвижно посидев на ветке мгновение-другое, она срывалась с места и спешила дальше. Сергей, едва успевая следить за её молниеносными передвижениями, видел только мелькавший то тут, то там пышный рыжий хвост и маленькую заострённую мордочку, которой она то и дело тыкалась во все углубления и щели, попадавшиеся на пути. Казалось, она не в силах была пропустить ни одной сколько-нибудь заметной дырочки или трещинки в жёсткой, окаменелой коре старого дуба, просто не имела права обойти их своим вниманием. Юркий зверёк ловко перепрыгивал с ветки на ветку, в мгновение ока взбирался, будто взмывал, по толстому шершавому стволу, волчком вертелся из стороны в сторону – никаких препятствий и неодолимых преград для него не существовало. Внезапно замерев на какой-то миг, покрутив головкой, принюхавшись к воздуху, волнуемому лёгким вечерним ветерком и напоенному свежими, душистыми запахами, прислушавшись к шёпоту листвы и разрозненным, неопределённым звукам, доносившимся по временам с окружавших кладбище оживлённых улиц, белка снова помчалась своей извилистой дорогой и вскоре исчезла из виду, нырнув в скрытое от чужих глаз, замаскированное листьями дупло.
От нечего делать Сергей пару минут наблюдал за белкой. Он никак не ожидал увидеть этого лесного зверя тут, на кладбище, расположенном едва ли не в центре города, среди людных и шумных улиц. Хотя вообще-то ничего удивительного в этом не было: это старое кладбище действительно очень походило на самый настоящий лес, причём довольно дремучий. Раскинувшееся на обширной территории, заросшее гигантскими столетними дубами, берёзами, соснами, окутанное вечным полумраком и наполненное мёртвой тишиной, оно, казалось, находится здесь спокон веков, и ничего, кроме могил, оград, памятников и крестов, тут никогда и не было. Увидев издали эту бескрайнюю тёмную громаду с изломанным зубчатым верхом, тянувшуюся вдоль проезжей части и терявшуюся вдали, можно было в самом деле принять её за лесной массив или, по крайней мере, большой тенистый парк. И лишь приблизившись и разглядев бессчётное скопище надгробий, рассыпанных на необозримом пространстве, можно было понять, что это за лес вырос посреди города.
Деревья в этом лесу большей частью стояли близко друг к другу, их кроны соприкасались, ветви переплетались, образуя сплошной, непроницаемый зелёный убор из листьев и хвои. Летом буйная зелень закрывала собой небо, даже в самые ясные и жаркие дни не пропускала солнечный свет, сохраняя под своим плотным покровом сумрак и прохладу. Затенённое, мглистое пространство прорезали кое-где лишь тонкие, похожие на огненные стрелы лучи, проникавшие в редкие зазоры между ветвями. Разросшиеся кусты образовывали местами густые, непроходимые заросли, маленькие чащобы, особенно в отдалённых, глухих закоулках, где редко ступала нога прохожего и почти всегда было тихо и безлюдно.
Место, где находился Сергей, было, пожалуй, единственным участком кладбища, практически лишённым растительности. Лишь изредка попадались небольшие одинокие деревца, отдельные островки кустарника, под ногами кучерявилась чахлая травка. Но в целом это была открытая, оголённая, в основном песчаная окраина; здесь преобладали не зелёный и коричневый, как повсюду вокруг, а жёлтый и серый тона. Через несколько десятков метров кладбище заканчивалось, упираясь в длинную кирпичную стену, за которой располагались какие-то невысокие строения с чёрными покатыми крышами. Днём здесь было очень жарко: солнечные лучи падали отвесно, не встречая никаких препятствий, быстро нагревали полуобнажённую землю, раскаляли металлические ограды, кресты, гранит обелисков. После полудня, когда солнце стояло в зените и палило вовсю, неподвижный воздух прогревался, становилось душно, всё живое никло и увядало от невыносимого зноя. И только где-то в жухлой траве, под кочками и в ложбинках копошились попрятавшиеся от пекла насекомые. Находиться тут слишком долго было невозможно, приходилось спасаться от немилосердно жарившего светила в тени деревьев.
Но Сергей, согласно уговору со своим приятелем Олегом, пришёл сюда вечером. Жара уже заметно спала, солнце двигалось всё дальше на запад, по земле медленно поползли чуть уловимые, прозрачные вечерние тени. Время от времени проносился мягкий тёплый ветерок, забиравшийся в раскидистые купы деревьев и заставлявший их мерно раскачивать ветвями и шелестеть листвой. В воздухе повеяло особенно приятной после долгого знойного дня свежестью и прохладой. Легче стало дышать.
Сергей взглянул на часы – стрелка приближалась к восьми. Пора бы другу Олегу прийти, не дожидаться же его здесь до темноты. Место ведь, надо прямо сказать, не самое подходящее для приятного времяпрепровождения, а тем паче для ночных бдений.
Сергей поднял голову и снова остановил взгляд на дубе, по которому только что скакала белка. Он стоял поодаль от других деревьев, как обособившийся родственник, навсегда отделивший себя от многочисленной родни. Даже своим видом этот изгой отличался от остальных: такой же, а может быть, даже более, чем прочие, огромный, кряжистый и ветвистый, он, стоявший на открытом, сухом и жарком месте, растерял со временем почти всю свою листву и теперь раскинул в стороны оголённые, корявые ветви, напоминавшие протянутые в отчаянной мольбе худые, иссохшие руки, отчётливо вырисовывавшиеся на голубовато-розовом фоне вечернего неба, пронизанного слабеющими, притушенными лучами заходящего солнца. В нижней части дерева кора отпала от ствола, обнажив белесые пятна древесины, похожие на большие незаживающие раны; тут и там, как редкие кустики волос на плешивой голове, трепетали на ветру мелкие листья; при более сильных порывах ветра раздавался протяжный жалобный скрип, походивший на предсмертный стон. Это усыхавшее, лишившееся жизненных соков, медленно и величественно умиравшее дерево-гигант напоминало человека, не желающего сдаваться, подчиняться обстоятельствам и даже самой судьбе и упрямо, судорожно цепляющегося за жизнь, уходящую из него по капле.
Устав стоять на одном месте и разглядывать раскинувшийся перед ним унылый, мрачноватый пейзаж, невольно навевавший такие же мрачные, безотрадные мысли о тщете, суетности и кратковременности всего сущего, Сергей тряхнул головой и стал неспешно прохаживаться по узкой тропинке между двумя рядами оград. Среди этих решёток, перегородок, толстых железных прутьев он постепенно начинал чувствовать себя диким зверем, запертым в клетке. И это было непривычное для него и крайне неприятное ощущение, от которого он желал бы как можно скорее избавиться. Но надо было ждать друга, назначившего ему встречу именно здесь, на этом самом месте, и Сергей, скрепя сердце, решил потерпеть и дождаться-таки опаздывавшего товарища.
