– То есть, вы хотите сказать, что Кэтрин Пасс всегда вела разгульный образ жизни? – задавал вопросы ведущий вечерней передачи один за другим.
– Нет, это не совсем так, – оправдывалась Патриция, сидя в неудобном кресле студии, – Когда мы только переехали в Нью-Йорк, она была достаточно сдержанной. Она точно знала, чего хотела. Но примерно через год с небольшим она, кажется, потеряла саму себя. Она постепенно впадала в депрессию, из которой ей, похоже, помогла выбраться только ситуация с нашим другом. Ей хотелось любви, восторженных взглядов, внимания. Думаю, этого хочется всем. Кэт хотела семью, хотела серьезных отношений. Но по непонятной причине, получала лишь быстротечные интрижки, которыми пыталась закрыть пустоту внутри. Кэтрин получала с ними и восторженные взгляды и внимание, и частичное заполнение одиночества. Однако до любви и отношений это никогда не доходило. Наверное, в какой-то момент она просто поняла, что это был закрытый для нее вопрос, и она отдалась течению. Пускай, как будет, так будет.
– Вы сохранили её дневник, ведь так?
– Да, всё верно.
– Никогда бы не подумал, что человек настолько популярный, как она, (а прославилась она достаточно поздно и быстро) способен чувствовать такую тоску. Ведь её песни несли достаточно позитивный посыл. Я регулярно наблюдал за её жизнью. Она часто мелькала в газетах. Её некоторые песни звучали по радио. То есть все выглядело так, будто она в этой сфере была уже очень давно, и ей далось все это с легкостью.
– Тут вы не правы. В её песнях чувствуется боль, давно ушедших дней, которые, так или иначе, влияли на нее даже после многих лет, – вмешался Джо.
– Джозеф, какой по вашему мнению была Кэтрин Пасс? – не удержался ведущий.
– Ммм… – протянул Джо, – В ней было очень много чувственности, она слышала и видела этот мир, как его видит актер, певец или художник, то есть, своеобразно. Иначе мы работали бы у станков или продавали фрукты. (смеется) Никого не хочу обидеть, извините. Кэтрин всегда очень внимательно и чутко относилась к своим близким. Нью-Йорк выращивал нас одновременно. Пускай, мы с Карлом были чуть старше ее, но всё же большой город воспитывал нас и наделял чем-то своим, особенным, отличным от других. Мне нравилось, что порой Кэтрин впадала из крайности в крайность, это было забавно. Но я всерьез перепугался, когда мы с друзьями всерьез заговорили о рехабе. Не верилось, что речь идет о нашей подруге.
Зал зааплодировал.
– Что стало первым шагом к её алкогольной зависимости?
Джо переглянулся с Патрицией.
– Думаю, отсутствие искренней любви и неспособность найти себя, – ответила Патриция.
– А что конкретно, она говорила о жизни в Нью-Йорке? И каким образом он влиял на нее, что поиск себя так затянулся и привел Кэтрин к тому, что она всё-таки начала пить?
Это было лето 1965 года. В то время я училась в колледже искусства, на факультете джазового пения. То был последний курс. Мне было двадцать-один, моим друзьям по двадцать три – двадцать пять. Однако, это не мешало нам находить общие темы и свободно общаться. Все мы учились в одном месте, но на разных факультетах. Среди нас были художники, и певцы, актёры, и танцоры. Всех нас объединяло искусство и юность.
Нам нравилось слушать всякое старьё. Мы собирались у кого-нибудь дома, курили, ставили пластинку какого-нибудь известного певца и начинали подпевать, предаваясь своему неповторимому стилю. Иногда кто-нибудь находил пластинку с мало – известным певцом, и мы сидели – обсуждали, в каком стиле он поёт, и получится ли у него в дальнейшем стать таким популярным, чтобы спустя много лет, его талант и душа, которую он вкладывает в своё пение, засели у всех в памяти. Мы выходили на балкон по два-три человека, кто-нибудь из нас доставал мундштук, и мы закуривали (по правде говоря, мы слишком много курили тогда), подражая людям из 20-ых. Произносили слишком уж вежливые фразы, искажая голоса. После очередной порции ржача, мы успокаивались и начинали разговаривать на серьёзные темы, пока кто-нибудь не прибежит из комнаты и не заорёт не своим голосом: «Пошлите быстрее, вы должны это заценить»! Но мы не торопясь, тушили наши сигареты, дрожа от холода, и, засунув руки в подмышки, заходили в тёплую дымную комнату.
Иногда мы ездили на берег. Брали с собой гитару, овощные сэндвичи, ибо Карл не ел мяса, пиво, сигареты и пледы. Бежали купаться, а потом, пели песни у костра, потягивали наше пиво, курили и прижимались друг к другу, укутавшись в пледы, как семья. Затем мы ехали все вместе домой на чьей-нибудь машине, и даже тогда мы пели.
На следующий год я окончила колледж и вместе со своими друзьями коллективно перебралась из городка в город, чтобы быть ближе к таким же, чокнутым, творческим личностям, как мы. Вы спросите, почему мы разных возрастов, а решили уехать одновременно, а я вам отвечу – обстоятельства. Каждому из нас что-то мешало выбраться раньше из этого гребанного места, где чуть ли не каждый второй был твоим знакомым. Родители были против, хотя уже давным-давно поняли моё отношение к маленьким городам. Они отнюдь не соответствовали моей будущей профессии.
Поселились мы в небольшой двухкомнатной студии, за которую драли немалую цену, но прикинув, сколько это выйдет на пятерых, мало-помалу успокоились. Каждый выбрал себе уголок, где можно было расставить свои безделушки. В общем, друзья, приехавшие покорять город, как в очередном голливудском фильме.
Как я уже говорила, нас было пятеро: Карл – художник. Если честно, я мало что понимала в современном искусстве. У Карла были волосы до плеч и круглые очки. Чаще всего он ходил в распашонках и джинсах клёш. Этакий Джон Леннон. Патриция была моей единственной подругой в нашей компании. Ей было двадцать-три. Со стороны могло показаться, будто она очень степенная и застенчивая. Но стоило ей появиться среди нас, как эти качества сменялись дерзостью и прямолинейностью. Патриция окончила хореографический факультет на год раньше меня. Она была моей лучшей подругой из всех, что мне встречались по жизни. Джо был душой компании. Он был танцором и выступал везде, где предоставлялась возможность, чтобы его хоть где-нибудь заметили. Никогда не хвастался, потому что знал, что мы народ честный и можем запросто его как следует «откомментировать».
Парень, который мне нравился еще с начала моего обучения в колледже был Нейт. Он был с актёрского факультета. Ох, как я тряслась, когда он был рядом, меня просто лихорадило! Мы никогда не встречались, я даже сама до конца не понимала, нравлюсь ли ему. Разумеется, обо всём об этом знала Патриция – только с ней я могла поговорить на любую тему, поскольку общение с мамой у меня как-то не заладилось…
