Лёха был на семьдесят седьмом небе от радости. Во-первых, он отлично сдал зимнюю сессию, первую в своей жизни. Отлично — это значит на одни пятёрки. Он героически отказался от четвёрки по высшей математике — хотя большинство его сокурсников мечтало о такой оценке — пришёл на пересдачу и получил законное «отл». Лёха уже решил, что непременно получит красный диплом. А почему бы нет? Другие получают, а он дурак, что ли?
Во-вторых, он ехал к маминой сестре, тёте Марусе. Он у нее частенько проводил каникулы. Ему нравилось жить у тётушки, которая принимала его неизменно приветливо, отлично готовила и, в отличие от матери, не пилила за поздние прогулки и появляющиеся неведомо откуда синяки. Муж тёти Маруси, дядя Иван, по каким-то причинам жил отдельно, хотя было доподлинно известно, что супруги не в разводе, более того — прожив в браке без малого два десятилетия, до сих пор любят друг друга. Ещё в перестройку дядя занялся какими-то делами, о которых говорил уклончиво и односложно, а сейчас родители, не стесняясь сына, называют родственника «бандитом»…
Однако именно он, дядя Иван, прислал тысячу баксов — сумасшедшие деньжищи для 1993 года — чтобы Лёхе наняли репетиторов и подтянули перед поступлением, а то загремел бы в армию в лучшем виде. И он же этим летом купил тёте Марусе двухэтажный дом в коттеджном посёлке. Теперь студента-отличника ждала неделя среди заснеженных лесов и полей, за двадцать километров от ближайшей станции. После ада сессии это самое то, особенно, если денег на Канары в семье нет и не предвидится…
До посёлка Лёха добрался к позднему вечеру. Тётя Маруся ждала его и предложила ему ужин, который Лёха смолотил и не заметил, что ел. Поговорив об учёбе и домашних делах, тётя и племянник разошлись по спальным комнатам.
Утром Лёха проснулся рано и отправился в душ. Душ был занят. Лёха постучал.
— Сейчас! — донеслось оттуда.
Голос был не похож на тётин. Лёха едва успел удивиться, кто ещё живёт у тёти, как дверь распахнулась и на пороге встала девчонка лет восемнадцати.
— Ой! — вырвалось у них одновременно. Оба замерли.
Дело в том, что девчонка была совершенно — как бы это сказать? — голая. То есть вообще без ничего. А Лёха пошёл в душ по-домашнему, в одних плавках. А плавки — это такая штука, которая не столько скрывает, сколько подчёркивает. Особенно поутру.
Девчонка первая вышла из столбняка, захлопнула дверь и заперлась на защёлку. Но через несколько секунд она появилась уже одетая в махровый белый халат. Она проскользнула мимо Лёхи и как бы нечаянно задела его ладошкой.
Багровый от смущения Лёха отправился куда шёл — в душ. Все его мысли были посвящены прекрасной кузине. Ну да, это была она — Агнесса, дочка тёти Маруси и дяди Ивана. Последний раз они встречались, когда им было по десять лет. Как же она выросла! Лёха, как всякий парень его возраста, считал себя уже взрослым, но рядом с этой шикарной девушкой почувствовал себя малолетним дрочилой. Тем более что привычный утренний стояк перешёл в новую, совершенно нестерпимую фазу. Пришлось применить крайние меры. Всё это время перед его глазами маячило личико Агнессы, её смеющиеся синие глаза, маленькие груди и деликатный кустик на лобке.
Сладкая пытка продолжилась и за завтраком. Прелестная кузина откровенно пялилась на него, говорила немного, но глаза так и брызгали озорством.
— Агнеша приехала среди ночи, представляешь? — рассказывала тётя Маруся. — От станции двадцать километров проехала на этом… на снегоходе на своём, по темноте, по лесным дорогам, представляешь? Вот авантюристка, вся в папашу своего!
— Ну ма-ам! — с притворным смущением протянула кузина.
— У тебя есть снегоход? — спросил Лёха.
— Сам только что слышал!
— А… может… давай, э-э…
— Давай! — Агнесса прекратила его мучения. — Я и сама хотела после завтрака катнуться. Нет, если у тебя уже назначено свида-ание, или важные дела-а, — с шутливым уважением протянула она, — то не буде меша-ать!
— Нет, то есть… какие дела?
— А у меня спросить не надо? — вступила тётя Маруся.
— Мам, я езжу на снегоходе год без единой аварии, а ты его даже заводить не умеешь. О чём базар?
— Ты ещё тут не дерзи мне! И без выражений! Ладно… валяйте, катайтесь, только без глупостей.
Весь день они носились по окрестностям. Лёха потребовал, чтобы кузина пустила его за руль, и та, сперва отнекиваясь, согласилась преподать ему урок вождения снегохода. Лёха был не совсем на «ты» с мототехникой, но опыт катания на мопеде помог не опозориться в глазах родственницы, в которую он, кажется, влюбился по уши. Когда он заложил крутой вираж вокруг старой берёзы, растущей на склоне холма, кузина скорчила гримаску и сказала — «ну, для первого раза неплохо».
На следующий день Агнесса стала учить двоюродного брата кататься с гор на доске. Лёха неплохо умел кататься на лыжах, а сноуборд надел впервые. На этом он и погорел. Он хотел во что бы то ни стало не отстать от бойкой девушки, разлетелся, неудачно упал и вывихнул щиколотку.
В коттедже, куда Агнесса доставила увечного кузена на снегоходе, его уже ждал врач, которого кузина вызвала по мобильному телефону — здоровой трубке с антенной, похожей на шпионскую рацию. Осмотрев ногу, он заключил, что вывиха нет, но растяжение сильное, сделал укол, перевязал ногу, назначил мази и покой. Настроение Лёхи было испорчено. Ясно, что до конца каникул о лыжах, коньках и прочих зимних радостях придётся забыть. А это значит, ему не удастся соблазнить кузину, о чём он мечтал с первой секунды из нечаянного знакомства.
Вечером перед сном Агнесса зашла в Лёхину комнату.
— Лёш, извини, — сказала она. — Это из-за меня всё.
— Да ладно, — отмахнулся Лёха. — Я сам виноват. Крутизна попёрла, блин… Все каникулы псу под хвост!
— Ну прости, Лёш, а? Ну ничего не под хвост! Я же с тобой! — Она захлопнула ротик, поняв, что сейчас сказала, и слегка покраснела. — Давай я тебе ногу помассирую! Так быстрее заживёт! Я умею!
Агнесса откинула одеяло и стало аккуратно массировать повреждённую конечность. От прикосновения её тонких, сильных и умелых пальчиков ноющая боль постепенно отступила. Её сменило сперва слабое, а потом всё более отчётливое возбуждение. Почувствовав активность ниже пояса, Лёха покраснел. А игривая кузина, заметив его замешательство, лукаво улыбнулась и сбросила одеяло на пол.
— О-о, а это что такое? — спросила она, указывая на бугрящиеся плавки.
— Это… я рад тебя видеть! — вымученно пошутил Лёха.
— Да ты что-о?! — воскликнула кузина. — Больной, вы нарушаете режим! Это недопустимо! — В следующее мгновение плавки больного были спущены до щиколоток. Несколько минут, пока Агнесса ублажала его, показались Лёхе вечностью, а оргазм — Большим взрывом. Кузина добросовестно сглотнула, поцеловала больного в живот и убежала к себе.
