1. Найденыш
По паркету растекалась мутная вода.
Ее было много, этой воды, холодной, с мелким ледяным крошевом. Она расползлась тонкой пленкой, пятном, похожим на зеркало с испорченной амальгамой, способное лишь на слабые, неверные отражения.
Леди Лидделл лежала на полу и не дышала. Все еще не дышала и даже не собиралась дышать. Вода была у нее во рту, волосы промокли, а рубашка превратилась в грязно-серую тряпку, неприятно холодную и тяжелую.
Кондор прижал ладонь к ее груди, направил поток силы так, чтобы дыхание вернулось как рефлекс, как память тела — и только тогда девушка, наконец, перевернулась набок и зашлась в приступе кашля, выхаркивая остатки воды из себя. Мерзкой, холодной, потусторонней воды.
Это было… хорошо. Очень хорошо.
Леди Лидделл совершила, пожалуй, самое опасное и невероятное путешествие в своей недолгой жизни и вернулась из него живой. И целой. По крайней мере — физически.
Оставалось надеяться, что та река, в которой она побывала, была просто рекой, текущей на два мира, и, нахлебавшись её вод, Мари не потеряет память, рассудок или саму себя. Не отрастит крылья. Не начнёт испытывать голод того рода, который человеку испытывать не полагается. Не сойдёт с ума, убиваясь в тоске, причин которой сама не знает.
Мари открыла глаза — на несколько секунд. Взгляд ее не был осмысленным, но и неправильным, чужим он не был — просто взгляд человека, который еще не пришел в себя. Не кого-то, кто притворяется человеком.
С той стороны редко отпускают просто так, если сами не хотят отпустить, и что бы ни сделала глупая леди Лидделл, это было немыслимо. Почти невозможно для кого-то вроде нее. Очень сложно, если знать, кто и как охранял входы и выходы, все особые двери в замке.
Последнее вызывало ряд вопросов – и не только к леди Лидделл.
Но прежде, чем приводить леди в сознание и задавать все эти вопросы, стоило бы ее согреть. Способов сделать это имелось не то чтобы много, и вода — не ледяная, а теплая — была самым простым.
Тяжело вздохнув, Кондор подхватил девушку на руки. С подола ее рубашки, с кончиков волос капала вода, руки безвольно повисли, голова откинулась назад. В волосах застрял мелкий мусор, какие-то веточки и мертвые листья — странный подарок оттуда, где она побывала.
Ванна наполнялась медленно. Ни на что уже не годную рубашку с леди Лидделл пришлось снять, не думая о том, что Сильвии, пожалуй, сейчас не до того, чтобы нести через половину замка смену белья для госпожи. Об этом можно будет подумать потом. Когда кожа замерзшей девушки перестанет напоминать по оттенку грязное полотно.
Фэйри вывалился из воздуха слева, почти над плечом Кондора. Он сделал это настолько неуклюже, что едва успел раскрыть прозрачные крылья, чтобы не брякнуться о пол. Кондор усмехнулся и протянул ладонь в сторону — прозрачный кристалл лёг в его руку. Обжигающе холодный.
— Где нашёл?
— Лежал у кровати, — ответил пикси, всматриваясь в сторону ванны. Впрочем, одного нахмуренного взгляда мага хватило, чтобы фэйри сосредоточился на важном, а не на голых женских коленях и... всем остальном. — Она сняла его сама, точно вам говорю, милорд.
Ну и дура.
Фэйри, почуяв, что ему дали свободу болтать, затараторил:
— Ваша страшная женщина в панике, милорд. Просто в бешенстве. Я боюсь попадаться ей на глаза...
— Неудивительно. — Мельком глянув на амулет и удостоверившись, что с кристаллом и заложенными в него заклятиями все в порядке, Кондор убрал его в карман. — Она не должна была впускать никого... Но не могла не выпустить свою госпожу, раз та этого захотела. Что с той стороны, Ахо?
— Изнанка молчит. — Стрекот крыльев фэйри раздался над правым ухом — Ахо, как любой другой пикси, долго на одном месте находиться не мог. По крайней мере, в истинном облике. — Молчит так, словно по ней прошёлся кто-то очень сильный... Перед кем все твари замерли в страхе и трепете. Кажется, ваша злая женщина тоже боится этого, милорд. И оттого сильнее злится.
Кондор промолчал в ответ, стараясь не выдать свой страх — и все остальные чувства. Показывать их фэйри, даже мельком, нельзя: дай почуять слабину, как эти твари вмиг заморочат тебе голову, пользуясь моментом. Ахо, конечно, был связан гейсами по рукам, ногам и крыльям, но кто сказал, что он не будет искать лазейку — просто так, из любопытства, из искусства делать мелкие пакости?
— Передай Сильвии, что все... хорошо, — сказал Кондор, едва удержавшись, чтобы не добавить: «Насколько вообще уместно говорить про «хорошо» в этой ситуации». — Я все контролирую.
Пикси замер.
— Она меня точно не сожрёт?
На крошечном лице фэйри отразился другой вопрос.
«А ты вообще уверен, что хоть что-то контролируешь, дурак?»
— Меня же не сожрала, — сказал Кондор. — До сих пор.
Ахо что-то проворчал и исчез в пространстве. Он, кажется, наслаждался вновь обретенной возможностью перемещаться с помощью магических потоков, ныряя в пустоту и моментально оказываясь совсем в другом месте — был бы маяк. Кондор проследил взглядом за легким колебанием воздуха, отметившим разрыв, и сел на пол, привычно скрестив ноги.
Вода — отличный проводник для магии.
Нужно было только дотронуться пальцами до поверхности, позволив силе спокойно стекать, и видеть, как мертвенно-бледная кожа Мари чуть заметно розовеет.
***
Мне снилась темнота.
Что закрывай глаза, что не закрывай — ничего не менялось. Сплошная густая тьма. Беспросветная. Пустая. Я шла по чему-то гладкому, ровному, вытянув руки вперед, в надежде и ужасе ожидая, что рано или поздно столкнусь с чем-то в этой тьме, но пустота длилась и длилась. Длилась и длилась.
Длилась и длилась.
А потом я проснулась.
Я лежала, тяжело дыша, и смотрела куда-то в потолок. Тело странно ломило, как после скачка адреналина, в висках стучала кровь — страшный сон брал свою плату.
Когда сердце перестало бешено колотиться, я поняла, что нахожусь не там, где заснула.
В воздухе остро пахло дымом от фитиля погасшей свечи — одной из трех в подсвечнике, стоящем на комоде у кровати, в которой я проснулась. Призрачная серая нить почти растаяла в воздухе.
И комод, и кровать, и комната были не мои. Чужие. Но знакомые. Я уже была здесь и однажды даже просыпалась. Правда, в тот раз на мне было куда больше одежды.
Я почувствовала, как от стыда вспыхнули щеки, и натянула одеяло едва ли не на нос. На мне была чужая рубашка — шире, чем нужно, в плечах, рукава слишком длинные, поэтому их заботливо подвернули. Нервно вздохнув, я подтянула колени к груди и обхватила их руками, ткнувшись в одеяло носом.
Память молчала.
Все, что произошло после того, как я заснула в своей комнате, выпив последний глоток волшебного зелья, оставалось для меня тайной. А сейчас я невероятным образом проснулась в постели Кондора, в его, черт возьми, рубашке и хорошо, что в своих трусах. И, наверное, хорошо, что одна.
