В конференц-зале библиотеки собралось много народа. От гула, стоявшего в помещении, у Лили заложило уши, словно она не в зал вошла, а нырнула в воду. Пробравшись в ряд к своим коллегам, музейным работникам, она села в синее кресло с бархатистой, приятно тёплой обивкой. В открытые окна с улицы затекал горячий воздух, но Лилю морозило, кожу рук и плеч облепили холодные мурашки. Стараясь выглядеть спокойной, она пробороздила по собравшимся взглядом: солидные люди из администрации города и отдела культуры, уважаемые старички из Совета ветеранов, местные газетчики, телевизионщики, директор музея Иван Васильевич – бравый, подтянутый, с аккуратной бородкой, ни за что не дашь ему шестидесяти… Того лица, которое она надеялась увидеть, не было.
Когда Лилю пригласили на презентацию книги по истории города, она сразу вспомнила про Кротова. Хотя «вспомнила» – не совсем верное слово. Чтобы вспомнить, надо сначала забыть, а она не забывала. Просто не думала о нём.
Виктор Кротов – один из авторов книги, бывший учитель географии, одержимый краеведением, и несчастная Лилина любовь. Чувства к нему давно угасли, осталось лишь горьковатое любопытство. Хотелось посмотреть трезвыми глазами на человека, из-за которого столько безответно страдала, понять, что нашла в нём особенного.
Это сумасшествие приключилось с ней пять лет назад. Ей было тридцать. Ладно бы пятнадцать или двадцать, но тридцать, когда уже двое детей, должность старшего научного сотрудника, репутация серьёзной, деловой женщины… Оно, сумасшествие, не спрашивало разрешения, просто случилось и всё, как случаются стихийные бедствия – нежданно и неотвратимо… Тогда только-только наладились отношения с Кириллом, бывшим мужем, он наконец созрел для отцовства, попросился обратно в семью. Лиля, видя, как он старается загладить свою вину и как рады его возвращению мальчишки, согласилась дать ему второй шанс. Она даже успела почувствовать что-то похожее на счастье, и вдруг – катастрофа по фамилии Кротов…
Каждую встречу с ним, случайную и не случайную, каждый взгляд, каждое слово Лиля берегла в памяти, будто это были невиданной красоты и неведомой ценности жемчужинки. Бессонными ночами перебирала их, рассматривала, нанизывала одну к одной на воображаемую нить, а когда «жемчужинок» накопилось достаточно, сплела ожерелье и стала носить его не снимая. Ожерелье вело себя по-разному: то сияло, радужно переливаясь, так, что сердце замирало от его красоты, то раскалялось и жгло, и тогда Лиля не знала, куда деться от боли. Ложилась на диван, как истерзанная рабыня, и покорно ждала смерти…
…К микрофонам вышли ведущие, две сотрудницы библиотеки, и шум постепенно стих. Презентация началась. На сцену поднимались мэр, депутаты, директор отдела культуры, уважаемые старички… Лиля напряжённо слушала, но слова выступавших, будто пузырьки воздуха под водой, всплывали куда-то под потолок и исчезали там вместе с наполнявшим их смыслом.
Сидевшая рядом экскурсовод Анжела, молоденькая, недавно пришедшая в музей девушка, наклонилась к Лиле и что-то спросила. Вопрос Анжелы тоже ускользнул вверх.
– Что, прости?
– Это же он подарил музею коллекцию старинных вещей? – повторила девушка, протягивая буклет и указывая пальцем на портрет человека с бородкой. Буклеты бесплатно раздавали на входе, в сумочке у Лили лежал такой же.
Ей потребовалось время, чтобы вникнуть в суть вопроса, определить, в чьё лицо уткнулся розовый ноготь Анжелы, сообразить, о какой коллекции идёт речь. А когда ответ был выужен из памяти и взгляд возвратился от буклета к выступавшим, Лилю прострелила маленькая короткая молния: у микрофона стоял Кротов.
Нет, ничто не вспыхнуло. Укололо и разошлось спокойным, благодарным теплом: всё-таки приехал.
Первое, что Лиля принялась отыскивать в нём «трезвыми» глазами, – изменился ли. Про себя она знала, что изменилась. Длинные, вьющиеся от природы каштановые волосы она обрезала до плеч. В одежде стала отдавать предпочтение платьям, хотя раньше признавала только брюки. Возможно, и постарела немножко.
Кротов был абсолютно таким же, каким она его помнила: не располнел, не постарел, то же молодое, чисто выбритое лицо, та же стрижка с редкой, короткой чёлочкой, тот же мягкий голос, то же смущение не любящего находиться на публике человека. Даже его чёрный костюм и сиреневая рубашка, казалось, были теми же, что он носил, когда ещё жил в их городке и работал в школе.
Теперь Кротов занимал важную должность в отделе по развитию туризма в областной администрации. Лиля знала это по дошедшим до неё скупым слухам. Знала она и о том, что он женился. Первому искренне радовалась, второе её никак не трогало. Женатый или нет, желая того или нет, он всё равно был её прошлым. Он всё равно у неё был.
Она разглядывала его «по чуть-чуть», «порциями», не позволяла себе смотреть слишком пристально, опасаясь, как бы он не заметил на себе её взгляд. А когда он договорил и сел на своё место в первом ряду, исчезнув за плечами и головами других зрителей, стало вдруг жаль, что не заметил.
После презентации расходиться не спешили, толпились в холле, обменивались приветствиями. Караулили возможность переговорить с влиятельными гостями. Лиле не хотелось ни с кем разговаривать, но и уйти она не могла. Директор Иван Васильевич попросил задержаться, а сам исчез куда-то вместе с чиновником из Министерства культуры. Лиля пряталась от всех за спиной методиста Лёши Пудова (за его спиной можно было прятаться, как за шкафом), изредка выглядывая. Если уж судьба так распорядилась, что ей велено остаться, то, может, она даст ещё один шанс увидеть Кротова? Самый последний. Самый крохотный. Увидеть – это же такая малость… Она посмотрит на Кротова ещё раз и больше ничего никогда не будет просить о нём у судьбы. Честное слово.
И вдруг Кротов как-то образовался перед ними. Лилины коллеги-музейщики с восторгом его окружили, осыпали вопросами, будто конфетти. Он всем улыбался, даже Анжеле, хоть и не был с ней знаком. Лиля осмелилась выдвинуться из-за «шкафа», встала с краю: может, и ей улыбнётся. А она ему. Заодно со всеми – это же ничего такого.
Кротов, весело жестикулируя, отвечал на вопросы, перешучивался с Лёшей Пудовым, человеком юмористического склада ума, как сам же его охарактеризовал, а Лилю почему-то не замечал, словно она была невидимой.
«Я для него пустое место, – вспомнила Лиля. – Нечему удивляться и нечего больше ждать. Всё, что могло сегодня исполниться, уже исполнилось».
– В музей-то зайдёшь к нам? – спросил Кротова Лёша.
В оттопыренном кармане кротовских брюк требовательно загудел телефон.
– Сегодня не получится, а завтра постараюсь, – Кротов вынул телефон и, взглянув на экран, заторопился. – Пойду, а то меня потеряли, – невидящим взглядом он скользнул по Лиле и вдруг замер, вскинул взгляд обратно. Ей показалось даже, что она услышала, как он вскрикнул внутри себя.
