Социокультурный дискурс представляет собой в настоящее время важнейший аспект филологического анализа любого мемуарного текста. Он дает возможность актуализировать главные жанрово-родовые особенности автодокументальной литературы, позволяя рассматривать данную литературу в широком контексте проблематики, обеспечивающей историко-культурное функционирование механизма личностного начала, структурообразующего для российской художественно-документальной словесности со второй половины XVIII в.
Мемуары (от лат. memoria – память) представляют собой одну из самых интересных и востребованных областей русской литературы. Этот вид литературы в различных гуманитарных науках носит разные названия. Историки называют его источниками личного происхождения или эгодокументами, филологи – мемуарно-автобиографической литературой, в последние годы все более популярным становится термин автодокументальная литература. В связи с многообразием жанровых форм данной литературы (записки, воспоминания, исповедальная проза, дневниковая проза) можно согласиться с правом на существование таких авторских определений подобного вида словесности, как субъективный жанр (термин филолога Ю. Н. Солонина), непроявленный жанр (А. Ахматова).
Cуществует большое количество определений, фиксирующих в себе жанровую специфику мемуарного текста. причем большинство этих определений вполне солидаризируется друг с другом относительно того, что же следует считать мемуарным текстом. так, в «толковом словаре» в. и. даля сказано, что «мемуары – это “житейские записки”, события, описанные очевидцем, современником» [даль, с. 318]. авторы энциклопедического словаря Ф. а. брокгауза и и. е. ефрона видят в мемуарах «записки современников – повествования о событиях, в которых автор мемуаров принимал участие или которые известны ему от очевидцев», в них «на первый план выступает лицо автора, со своими сочувствиями и нерасположениями, со своими стремлениями и видами» [брокгауз, ефрон, с. 70]. краткая литературная энциклопедия (статья л. левицкого) определяет мемуары как «повествование в форме записок от лица автора о реальных событиях прошлого, участником или очевидцем которых он был» [левицкий, с. 759]. наконец, один из лучших исследователей мемуарной литературы XX в. а. тартаковский говорит о мемуарах как о «повествованиях о прошлом, основанных на личном опыте и собственной памяти автора» [тартаковский, 1980, с. 22–23].
Tаким образом, во всех определениях присутствует упоминание о том, что мемуары – это повествование (записки, воспоминания) о прошлом, в котором автор принимал участие.
При общей характеристике жанровой природы мемуарного текста можно воспользоваться классификацией их видовых признаков, предложенной а. тартаковским. исследователь выделяет три отличительных признака мемуарного текста. это личностное начало (личностность), ретроспективность и память.
Личностное начало предполагает, что «весь рассказ о прошлом строится… чрез призму индивидуального восприятия автора» [там же, с. 27]. именно личность автора «выступает… как организующий стержень мемуарного повествования, как его структурный принцип» [там же]. ярче всего эта видовая черта мемуарно-автобиографической литературы проявляет себя в традиции романтического моделирования личности автора. именно романтики занимались «моделированием» своего исторического характера в самой крайней форме, в форме романтического жизнетворчества – преднамеренного построения в жизни художественных образов и эстетически организованных сюжетов» [Гинзбург, с. 23]. В русской мемуарной литературе подобное «романтическое жизнетворчество» дает себя знать в «Военных записках» Д. Давыдова, в «Записках» Е. Хвостовой (Сушковой), в «Записках кавалеристдевицы» Н. А. Дуровой.
Вторая видовая черта мемуарного текста, по Тартаковскому, ретроспективность. Мемуары всегда пишутся «после описываемого в них и всегда обращены в прошлое» [Тартаковский, 1980, с. 29]. Временная дистанция мемуарного текста может быть от нескольких недель до нескольких десятилетий. Темпоральная дистанция между временем написания мемуаров и теми событиями, которые в них описываются, обусловливает аберрацию (то есть смещение, разрушение) личной точки зрения мемуариста на данные события. Это совершенно объективный факт, так как почти всегда 60–70-летний автор не может смотреть на мир глазами 20-летнего автобиографического героя своего мемуарного текста. Иногда автор меняет свою точку зрения на события под влиянием накопившегося житейского опыта, осуществляя суд над самим собой в молодости. Отсюда проистекает критика автороммемуаристом поведения автора – действующего лица мемуарного текста. Так, декабрист С. Г. Волконский в «Воспоминаниях», написанных после 30 лет сибирской ссылки в 1859 г., очень иронично воспринимал забавы своей кавалергардской молодости, пришедшейся на эпоху Наполеоновских войн, критически относясь к самому типу человека, созданного Александровским временем и не способного «к делу», а только к «глупому молодечеству». Совершенно очевидно, что акценты в мемуарном тексте были бы совершенно иными, если бы Волконский создавал свои записки об эпохе Наполеоновских войн вскоре после описываемых событий.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
