- Ты мое чудо! Солнышко мое!
Я придерживала свою трехмесячную дочь на руках, и с умилением наблюдала, как она пыталась опереться маленькими ножками об пол.
- Всего три месяца, и уже так выросла.
- Все налюбоваться не можешь? – подмигнула мне Катька. – Красивая девчонка, одобряю! Кстати, ты видела?
Подруга крутит телефоном, привлекая внимание Поли. А у меня дежавю.
Недоброе предчувствие. Год назад все тоже началось с того, что Катя передо мной смартфоном вертела… год назад…
- Год прошел. Боже мой, ровно год, - я передала дочь на руки лучшей подруги, и взяла телефон, на дисплее высвечивалась страничка с новостным пабликом нашего родного городка.
Из которого мы обе, к слову, тоже уехали ровно год назад.
И мамы не стало в этот день, а я обо всем забыла, воркуя над малышкой.
«… эта трагедия стала большим ударом для всего города. Ровно год назад хлопок газа унес сто семнадцать жизней наших сограждан. Мы должны помнить о всех них, помнить, и молиться. Там, на небесах, все те, кто погиб, стали ангелами, и защищают нас.
Но мы не должны забывать и о двух юных девушках, чьи тела так и не были обнаружены – Екатерине Воронцовой и Веронике Гарай не довелось повзрослеть, и узнать, как жесток и непригляден бывает наш мир. Но эти два херувима, без сомнений, наблюдают сейчас за нами с небес…»
- Неприятно, да? – скривилась подруга. – Нас мертвыми считают. Может, пора…
- Нет, Кать. Не пора. Я ведь не заставляю тебя прятаться со мной, но для меня быть мертвой оказалось гораздо проще.
- Тогда и я побуду пока херувимом, когда еще доведется, - подмигнула она мне. – А вообще, Вер, день сегодня жуткий. Смотри, даже небо плачет.
- Это Питер.
Не думаю, что небо рыдает по моей маме. Или по погибшим от взрыва в доме, где я жила, и куда только чудом не пошла, решив спрятаться у подруги. А ведь не отойди я тогда на те пару шагов, которые успела сделать, не было бы в моей жизни Полины. Завалило бы, дом сложился за моей спиной, как сделанный из карт.
Как бы ни было это ужасно, эгоистично, но трагедией я воспользовалась, и начала новую жизнь.
А когда узнала, что жду Полю, когда поняла, что те несколько ночей с этим мерзавцем не остались без последствий, тогда я и поняла, что все не зря.
***************
Год назад
Всего десяток шагов, пройденных в слепой уверенности, что жизнь наладится. Ведь я так решила, решила впервые быть сильной, и жить так, чтобы и себе доказать, и всему миру, что Влад ничего не стоит.
Просто эпизод в моей жизни. Никто, даже меньше, чем никто!
Разлюблю его, вырву из сердца, это легко будет сделать, ведь любовь – другая грань ненависти, а ненависть к нему во мне сильна, она кипит, она взрывается, требуя крови.
- Паспорт забыла, - вспомнила, остановилась, и в следующее мгновение упала на раскаленную от жары, чуть влажную, и усыпанную мелким щебнем землю. Меня волочет, тащит вперед, в лицо впиваются мелкие камни, и я ничего не слышу. Лишь мерзкий звон в ушах, но ни дуновения ветра, ни пения птиц, ни, даже, извечного городского шума. Ничего!
Что произошло? Я не понимаю, ничего не понимаю!
Уперлась руками в землю, а лбом в грязный ствол дерева, к которому меня оттащило, и спустя пять минут, а по ощущениям, спустя целую вечность, я смогла обернуться.
Множество людей вокруг, все одеты разношерстно: в халатах и тапочках, в платьях, в деловых костюмах, в трениках, и вся эта толпа собралась нестройным полукругом рядом с безобразным каменным мусором, чадящим, как адово пекло.
Это же мой дом!
Мой дом, которого больше нет…
***
- Вот, что я про Влада нашла, - Катя снова протягивает мне смартфон, а я уже искренне его ненавижу, от того и смеюсь, радуя Польку.
Дочка любит, когда я ей улыбаюсь, когда веселюсь, пусть и через силу. Когда я радуюсь, радуется и она. И наоборот, ее улыбка делает меня самой счастливой, и заставляет, пусть и на миг, забыть обо всем плохом, что случилось в моей жизни. Я ужасная мать, ничего не понимающая в воспитании детей, но уж веселье свое я дочери подарить сумею.
- Ты чего ржешь?
- Твой телефон – мое наказание. А про Влада, Кать, я уже говорила, я не хочу знать НИЧЕГО! Если ты увидишь посвященный ему некролог, только тогда и сообщи… хотя, нет, даже это я бы знать не хотела, - хотелось прокричать эти слова, как и все, что касаются этого подлеца, но я заставляю говорить себя мягко и весело, чтобы не пугать дочь.
- Я думала, ты собиралась устроить ему веселую жизнь, - нахмурилась подруга. – Когда мы в Питер ехали, ты ведь твердила, что уничтожишь его! Всю дорогу только об этом и говорила, и я… ну, я именно этого и ждала, если честно. Чтобы как в мексиканском сериале.
Я забрала из рук своей чокнутой подруги Полю, и прижала к себе, невольно пугаясь ее светлых глаз. Смотрю в них, и его вспоминаю.
Влад, будь ты проклят!
- Я говорила так, потому что о ней не знала. О Поле.
- То есть, ты все ему спустишь? – Катя сузила глаза, подведенные, с кошачьими стрелками, тянущимися к уголкам бровей, и выглядела в этот миг довольно-таки угрожающе. – Вер, тогда к чему все это? Ты без паспорта живешь, прячешься, все мертвой считают… зачем? Я думала, ты ждешь, время выжидаешь, чтобы ударить побольнее. А ты опять за старое, да? Мамашу свою полоумную простила, так теперь еще и мудаку этому решила позволить спокойно жить?
Нет.
Не позволю.
… - уверена, что взрыв дома – его рук дело! Ты сама говорила, что он что-то о твоем убийстве говорил. Или… ах, да, ты же в это время должна была быть на работе. Но это все-равно Влад, захотел, чтобы ты и дома лишилась, и устроил это, - шипела подруга. – И тетю Надю он убил, пусть и не своими руками, и…
- И Кеннеди тоже Влад убил, - перебиваю, и Катя топает ногой, взвизгивая от злости.
Поля тоже взвизгивает от восторга, в какой ураган страстей попала.
- Защищаешь его! Так я и знала!
- Да не защищаю я, я согласна с тобой, - кивнула подруге, чтобы успокоилась. – Я просто не хочу собирать сплетни из интернета. В случае с Владом я более чем уверена, что ничего полезного я не найду. Лишь глупости, слухи и ложь. И да, я ничего не забыла, и ничего не простила.
Такое не прощают.
После родов я восстановилась, и готова бороться.
На смерть.
