Недалеко от станции «Лось». Типовой дом И 209 А утопает в зелени. Бока в серую клетку – керамзитобетонные блоки в сорок сантиметров. Фасад сплошь ячейки лоджий. По центру ржавые жалюзи балконов лестничной площадки – четырнадцатикратный оскал.
На шестом этаже, в одной из однокомнатных квартир дома семья стариков. Дверной проём на кухню – клеёнчатое полукружие стола, старый буфет в гигантском пенсне. Из-за косяка – закопчённый козырёк плиты. В жарком пространстве медленно переваливаются две тучных фигуры в домашних халатах.
Та, что, побольше – бабушка Валя. От неё равнодушие и насмешка. Она во время войны копала окопы и сбрасывала какие-то зажигалки с крыш. Поменьше – бабушка Маня. Она прабабушка. И от неё покой и тишина. Последняя видела царя! Она видела кого-то такого, кого не видел никто.
Но почему-то на прабабушку всегда все кричат.
Вот и сейчас бабушка Валя гремит противнем и прикрикивает: – Ну что ты вы там копаетесь, мама?! Идите отдохните. Вы только мешаете. Миша!!! Миша!!! – бабушка Валя зовёт дедушку. В пушистой комнате сумеречно. Под торшером, на диване высокий жилистый старик читает газету.
Огромный стоптанный тапок.
У деда белые усы, белые волосы и на запястье под рябой кожей страшный бугорок. Осколок. С войны. Который каким-то образом гулял по всему телу (прямо внутри!) и вот в этом месте остановился. Дедушка Миша строгий и ворчливый. На крики из кухни он лишь раздраженно встряхивает газету.
Всё это из прихожей видит маленький Алексей.
Впечатления от осколка и от двух бабушек, разумеется, принадлежат ему, пятилетнему мальчику которого мама привозила в Лось на выходные. Суета его не трогает. И сам он, кажется, забыт предками. Он стоит напротив распахнутой двери туалета (когда там никого нет, дверь почему-то постоянно раскрыта настежь) и занят своими мыслями. Он думает, что, когда в туалете никого нет, дверь открыта и свет выключен. Чёрный дверной проём, в котором угадываются очертания унитаза, раковины и ванны. Это обыкновенно, и пространство, предстающее перед Алексеем, ничем не примечательно. Но вот если закрыть дверь…
Алексей закрывает дверь и прислоняется к ней ухом. Он вслушивается в пространство, в котором никого нет. Ему интересно: как там, где никого нет? Он думает, что если включить свет, то будет ещё необычнее. Алексей щёлкает выключателем и припадает глазом к дверной щели. Он всё видит: освещённая плитка, тюбики зубной пасты, щётки на умывальнике. Всё одиноко и волшебно покоится в пространстве, в котором никого нет.
Алексей вспоминает, что, когда в туалет заходит, например, бабушка, дверь закрыта, в просветах мелькает её цветной халат и слышны разные звуки. Туалет наполнен её присутствием. А теперь звуков нет, ничего не видно, но Алексей включил свет и наблюдает. За чем или за кем он наблюдает? Как будто за чьим-нибудь отсутствием? Но чего-то не хватает. Вот, скажем, он в любую минуту может распахнуть дверь…
Раз!
Алексей открывает дверь, таинственность пустого туалета рассеивается, и мальчик в ту же секунду понимает, что всё дело в двери. Чтобы наблюдать чьё-нибудь отсутствие, нужно, чтобы всё было, как в чьё-нибудь присутствие. Алексей смутно понимает, что это так. Но только с маленькой поправкой – отсутствие не чьё-нибудь, а просто. Самостоятельное. Само по себе. От этой мысли мурашки и нестерпимое любопытство.
«Туалет оживет, если запереть дверь, – думает Алексей. – Причём изнутри».
Через прихожую, не обращая внимания на внука, проходит дедушка.
На кухне по-прежнему громыхает плита, толкаются старухи, стоит пар и запах жареного.
С появлением деда возникает перепалка, в которой упрямые старческие голоса вытесняют тихое и слабое лепетание прабабушки. Наконец и сама она выходит и обиженно несёт тишину в комнату.
А Алексей уже несколько минут пыхтит над щеколдой, прикреплённой с внутренней стороны двери. Снаружи, ковыряясь проволочкой и ниткой, он пытается защёлкнуть её изнутри. Это не просто. Проволока через щель упирается в задвижку, но зазор такой мизерный, что продвигать этим касанием щеколду едва удаётся. Нитка наброшена на рычажок и за счёт вертикальных движений помогает проволоке. Приспособления скребут и елозят между косяком и дверью. Тусклая металлическая поверхность задвижки покрыта белыми крапинками краски, и их пошаговое движение Алексей внимательно отслеживает в щели. Маленький засов перекрывает просвет, попав в уготованное для него отверстие. Мальчик дёргает дверь, и она не поддаётся. Чудо свершилось.
Алексей в благоговении стоит перед закрывшимся туалетом.
Большой прямоугольник двери, украшенный пластмассовым писающим мальчиком по центру и обрамлённый, как теперь оказалось, ослепительной световой полосой, предстал перед ним потусторонним существом. Алексей смотрит на него широко раскрытыми глазами и почти не дышит. Туалет сам закрылся от всех и там, внутри себя, и при зажжённом свете, сам в себе присутствует. Кажется, что сейчас в его пустом чреве возникнут обычные туалетные звуки – шум воды, журчание сливного бочка, шелест бумаги. Что сейчас он закряхтит, затопает, громко щёлкнет щеколдой и выйдет сам из себя. Алексей пятится и садится на галошник. Ничего не происходит. Тёмная прихожая, тяжёлый массив одежды над притихшим ребёнком и величественная дверь туалета в световой раме.
Несмотря на удивление, Алексей всё же на секундочку посетовал на то, что он не может увидеть, что там сейчас происходит. Ему бы хотелось побыть там, где никого нет, но мысль о том, что в таком случае туалет уже не был бы пустым, а в нём находился бы сам Алексей, приводила в ступор. Невозможно быть там, где никого нет. С этим не хотелось мириться. Но это неумолимо подтверждал закрытый теперь от всех туалет.
Из кухни выходит дедушка. Он дёргает дверь туалета. Ворчит и возвращается назад в кухню. Алексей видит, что дедушка невольно обращается с туалетом как с живым. Туалет его не пустил, и дедушка ушёл. Всё это, конечно, подстроено самим Алексеем, но от этого волшебность запертого пространства кажется ему ничуть не меньшей.
Вскоре и бабушка Маня проделывает то же самое. Алексей предчувствует скандал. Но, по-прежнему оставаясь трепетным свидетелем того, как туалет заявляет жильцам о своей самостоятельности, мальчик прячется во мраке прихожей и азартно блестит оттуда круглыми глазами.
Водевильные перемены прекращает дедушка.
– Мама! – кричит он сквозь дверь. – Вы там заснули?!
– Валя, – обращается он к жене. – Давно она там?
– Я не ходила, – плаксиво говорит бабушка Маня, выходя из комнаты.
