Именно эта фраза из книги академика Раушенбаха «Постскриптум», вынесенная в эпиграф, и подвигла меня писать воспоминания в стиле мемуаров. Я как раз на склоне лет и считаю себя достаточно грамотным. Сосуд моей души постепенно наполнялся капельками неправды из средств массовой информации о прожитом мной времени. Я это терпел думая, что время и власть всегда трансформируют историю под себя. Вмешивайся в этот процесс или не вмешивайся, а все равно все исказят, порой с точностью до наоборот. Большинство из нас очень хорошо помнят ельцинское время и знают, как оно представлено в Ельцин центре, именно с точностью до наоборот, несмотря на возмущение населения страны и такого известного человека как Никита Михалков.
Даже профессиональным историкам верить безоглядно нельзя. Например, общепринятая версия, что государство российское было создано скандинавскими князьями, уж очень сомнительна. Известный историк Дмитрий Иловайский достаточно убедительно это доказывает в своей книге «Начало Руси». Книги же по истории России для домашнего чтения, изданные, например, в начале этого века читать вообще забавно. Напечатаны они тринадцать лет спустя после капиталистического переворота, а там по полной программе присутствуют все мифы о России придуманные коммунистами. Читая эти книги, не сомневаешься, что СССР крепнет и процветает, и совсем непонятно как это он сам по себе развалился.
Думаю, что в немалой степени развалился от невероятного количества нагроможденной неправды. Болезненная тема для всех питерцев – блокада. Говорится о ней всегда в единственном числе. Но ведь было две блокады. Первая – дело рук коммунистов. Эта блокада была организована с конца 1917 года по август 1921 года, когда Совнарком РСФСР принял «Наказ о проведении в жизнь начал новой экономической политики». За этот период население северной столицы сократилось более чем в три раза: с 2,4 млн. до 722 тысяч к концу 1920 года. Вот что пишет об этом периоде истории Петербурга Сергей Ачильдиев в книге «Постижение Петербурга»: «Внешнее кольцо этой блокады составляли заградительные отряды, которые арестовывали всех крестьян, пытающихся привезти в Питер картофель, овощи, муку, хлеб, молоко для продажи или натурального обмена. Коммунисты объявили «мешочников» и «спекулянтов» вне закона, и облавы на них велись повсюду – не только при подъезде к городу, но и на маленьких станциях, в вагонах, на вокзалах, городских рынках… Ещё до официального открытия «красного террора», в мае 1918 года, ВЧК и ревтрибуналам было предоставлено право выносить смертные приговоры тем, кто отказался сдавать хлеб продотрядам.
Не менее страшно было и внутреннее кольцо, в котором оказался почти каждый петроградец: постоянные обыски, реквизиции любых мало-мальски ценных вещей (вплоть до мебельной обивки), незаконные аресты и, конечно же, голодомор.
Уже в конце мая 1918 года Петросовет принял постановление о классовом пайке. Отныне все жители города разделялись на четыре категории. Рабочим полагалось по ½ фунта хлеба в сутки, служащим – ¼ фунта; «лицам не рабочим и не служащим, живущим своим трудом» – ⅛ фунта, и, наконец, «нетрудовым элементам» – 1/16 (напомню: фунт – 409 граммов)..»
Москва боялась Петербурга, не принявшего революции. Ленин писал в то время председателю Петросовета Зиновьеву: «… Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает. Привет! Ленин».
«Мы… вошли в зиму без дров… Чем мы топили? Я сжег свою мебель, скульптурный станок, книжные полки и книги, книги без числа и меры…
Один друг мой топил только книгами. Жена его сидела около дымной железной печурки и совала, совала в нее журнал за журналом. В других местах горели мебель, двери из чужих квартир. Это был праздник всесожжения. Разбирали и жгли деревянные дома. Большие дома пожирали маленькие.…
У мужчин была почти полная импотенция, а у женщин исчезли месячные.
…Умирали просто и часто…. Умрет человек, его нужно хоронить. Стужа студит улицу. Берут санки, зовут знакомого или родственника, достают гроб, можно напрокат, тащат на кладбище. Видели и так: тащит мужчина, дети маленькие-маленькие подталкивают и плачут…». Можно подумать, что описана всем известная блокада Ленинграда, однако нет, это записки Виктора Шкловского, написанные в Петербурге в 1920 году. Вспоминать об этой первой блокаде не принято до сих пор.
В общем Д.С.Лихачев считал, на мой взгляд, абсолютно правильно, что понять современность без знания прошлого невозможно. Здесь не лишним будет добавить, что прошлое надо знать в не искривленном виде, иначе современность уж точно понять будет невозможно.
А теперь о каплях, которые последние годы наполняли сосуд моей души. Сел как-то чистить яблоки на варенье и включил радио. К питерскому радио я отношусь с уважением. Качественных передач на нем больше чем на всех программах телевидения за исключением, конечно, Культуры и Спаса. Поэтому включаю его, особенно когда дома один, и когда о нем вспомню. Тут как раз вдруг вспомнил и включил.
Свои мемуары читала известный режиссер Алла Ильинична Сурикова. Напомню читателю, что она режиссер известного фильма «Человек с бульвара Капуцинов». Читала хорошо и воспоминания хорошие, заслушался. Вот только осадок в душе остался, как и после всех прочитанных мной мемуаров известных артистов, политиков и вообще культурных деятелей. Есть в них два момента, бросающихся в глаза сразу же при чтении или прослушивании, заставляющие этот осадок выпадать. Построены мемуары практически все на встречах или контактах со знаменитыми личностями. Это конечно не худо и даже многим интересно как выглядели и вели себя известные всей стране люди в быту. Но получается так, что автор как бы слегка, а порой и не слегка рисуется. А второй это то, что мемуары эти никак не отражают объективной жизни основной массы населения страны в описываемое автором время. Многим хочется прочувствовать и понять чем жил тогда народ. Так вот из этих мемуаров понять это совершенно невозможно. Также это невозможно понять из телевизионных передач, например в программе Соловьева, где довольно часто возрастные известные всей стране люди вспоминают советское прошлое. К сожалению, все они невольно врут, пытаясь говорить от имени народа, поскольку уже тогда находились на большой дистанции от населения страны в узких прослойках, журналистских, артистических или властных, при этом практически все были коммунистами. Понятно, что их восприятие советской действительности было совсем не под тем углом, под которым ее воспринимала основная масса населения, которая была беспартийной. Пишут они и книги, а молодежь читает их, не подозревая, сколько же в этих книгах невольной неправды и передергивания фактов.
