Павел Гусев - Жизнь, увлечения, огорчения

Почему притчи и полусказки?

– Потому, что в них намёк на правду.

Очки несколько дней читали роман. Одолев его, забыли, о чём в начале написано было. Через некоторое время увидели маленькую книгу и, прочитав один рассказ, заметили, что история там такая же, как и в романе, только изложена на одной страничке. Очки сразу вспомнили, о чём был весь ранее прочитанный роман, и, взглянув на обложку маленькой книги, увидели название – «Притчи».

И тогда Очки спросили Книгу:

– Почему у тебя каждая Притча занимает лишь одну страницу? Не так, как огромный роман, который, пока прочтёшь, всё забудешь!

– А у меня не хватило бумаги, – смеясь, ответила Книга.

– Так во-о-от почему пишут романы… – удивились Очки. – У них оказывается бумаги много!

Притча никогда не хотела быть романом. Она желала всех читающих вразумить: чтобы они задумались, исправились и не попадали в смешные и неловкие истории…

Новая Книга лежала под прилавком в магазине и с нетерпением ждала встречи с читателями: что они скажут о ней?

Первым заглянул Паучок. Поползал со всех сторон и сказал:

– Жаль, что мух в ней нет, но можно посмотреть на цветные картинки.

Следом появилась Мышка. Погрызла Книгу немного и недовольно пропищала:

– Обложка-то ничего – клейстером пахнет, а вот все остальные листочки безвкусные.

А затем пришёл Читатель. Взглянул на Книгу и проговорил без сожаления:

– Нет ничего такого, чего бы я не знал. Это обыкновенная макулатура.

Много лет Стул служил всем верой и правдой. На нём сидели и почётные гости, и простолюдины. А посидев, уходили довольные.

Но время шло, Стул от старости расшатался, облез и, казалось, готов был вот-вот развалиться. И решили его поменять на толстое, словно надутое, кожаное Кресло. В дверях они встретились, и Стул говорит Креслу:

– На мне сидели все, кто пожелает, будь это он или она!

– Оттого ты и пришёл в негодность! – громко прошуршало кожей Кресло. – А на мне будет сидеть только «оно» – начальство-о!

– Да я уж вижу, – проскрипел Стул. – Вот сядут на тебя, сдуют напыщенность, и тогда, может, по-другому зашуршишь!

Курица Несушка жила на конвейере и каждый день несла по яйцу. А её соседки – только через день или два. И решили хозяева Несушку за это отблагодарить – выпустить во двор, где она никогда не была: за всю свою жизнь она только и видела что конвейер с голосистыми птицами, да движущуюся куда-то вдаль ленту с яйцами.

И вот вышла Несушка на яркое солнышко: пёрышки распушила, травку пощипала, любимые зёрнышки поклевала, а потом пригрелась, глаза от удовольствия прикрыла и на тёплом песочке подремала. Очень понравилось Несушке на воле. Но подошло время – и её опять загнали на конвейер. С этого дня Несушка перестала нестись, и вскоре её отправили на убой. А разделывая, обнаружили внутри золотое яйцо.

Так Несушка хотела за подаренную ей радость всех отблагодарить и решила с того дня нести только золотые яйца. Нужно было только подождать ещё денёк…

Но конвейер никого не ждёт, он всегда спешит. Оттого и нет курочек с золотыми яйцами.

– Я тебе никогда не изменю, до самой смерти буду верна! – говорила Улитка Грибу.

И правда, она жила с ним долго, пока всего его не съела.

– Наконец-то я написал рассказ! – радостно прошуршал карандаш, поставив на листе бумаги точку.

До этого он то стучал по столу тыльной своей стороной, то делал наброски, то их зачеркивал, но, всё-таки, видно, сумел воплотить свой замысел в жизнь.

В этот момент в открытое окно неожиданно влетел Ветер, подхватил Лист, вылетел вместе с ним на улицу и, кружа и высоко поднимая его, полетел вдоль дороги.

– Остановись, Ветер! Вернись! – закричал Лист. – Отдай меня Карандашу. Я же его творчество!

Ветер послушался и опустил Лист на дорогу. А Карандаш тем временем выглянул в окно, спеша узнать судьбу своего Листа.

Проходившая мимо лакированная Туфелька, задрав носик, не заметила Лист, наступила на него и сделала в нём каблучком дырочку. Идущий следом Ботинок, шаркая подошвой, тоже прошёлся по Листу и придавил его так сильно, что Лист прилип и вместе с Ботинком ушёл в неизвестность.

«Наверное, мой рассказ забрали, чтобы прочесть», – с надеждой подумал Карандаш и сразу принялся сочинять что-то новое, шурша чёрным грифелем по листу бумаги.

Туфелька была любительница погулять, потанцевать и пофлиртовать с Ботинками. И они часто провожали её до дома, шурша подошвами, словно вздыхая: «Кому же она отдаст своё предпочтение сегодня?»

И только Нога к Туфельке относилась недружелюбно. Она знала о ней больше, чем другие – у них были очень тесные отношения, и временами Нога охала и стонала от объятий Туфельки.

Мячик был лёгок на подъём и часто заводил шуры-муры. Особенно его увлекали Бутсы, и он бегал то к одной, то к другой, стараясь понять, кто из них лучше и нежнее в общении с ним. Всё обычно заканчивалось тем, что после сильного удара Мячик летел за пределы дворовой площадки. Но он при этом не унывал, и даже когда ударялся о стену дома, – надеялся, что когда-нибудь познакомится с ней и будет, как за каменной стеной. А Стена тоже отталкивала его от себя.

Однажды Мячик прыгал по двору и заметил Форточку. Она то открывалась, то закрывалась, словно манила. Получив от Бутсы очередной удар в бок, Мячик влетел именно в Форточку. Она, видно, оказалась довольна и даже зазвенела разбитым стеклом. А Мячик, попав в комнату, оказался на мягком коврике и оглядел жильё. Оно ему очень понравилось – хрустальные подвески на люстре приветливо манили его к себе.

– Пожалуй, я тут останусь, – сказал Мячик. – Очень мне понравилась люстра с подвесочками!

– А как же я? Ты разбил мою жизнь! – воскликнула Форточка.

Но тут Мячик с чьей-то помощью вылетел во двор и снова запрыгал от Бутсы к Бутсе, подыскивая среди них подходящую, не сильно лупившую его в бок.

Шёл по улице человек и весело пел вслух.

Прохожие смотрели на него удивлённо и говорили: «Да он, наверное, не в себе…».

А человек шёл и не замечал насмешек. Он был влюблён и душа его пела от счастья. Да видно не всем дано узнать, что такое любовь и счастье.

Софа и Плед, однажды увидев друг друга, сразу познакомились. Она была цвета солнечного загара и вся покрыта цветочками, а он весь в светло-коричневых тонах и совсем не отличался красотой. Но это не помешало им сблизиться, и Плед накрыл Софу своим мягким пушистым ворсом, ей было приятно. Но однажды она заметила, что Плед уделял внимание не только ей, а всем вокруг: Кошке, Собаке и людям. На нём сидели, на нём лежали, а если было прохладно, он укутывал и обогревал своим теплом любого желающего. Софа возмущалась: