«В доме по ул. Буденного совершено жестокое убийство»
Новости. © kerch.com.ru
1 февраля 2015 года
27 января
В свои двенадцать лет Соня уже разбиралась в людях и могла понять: мамино отношение к ней изменилось. Из любимой дочери она превратилась в чужого ребенка. Хотя подобное не редкость в других семьях, где появляется отчим, в ее случае это, конечно же, было недоразумением.
В понедельник, когда она пришла со школы, мама открыла ей, но не поцеловала, не обняла – так же, как и все эти полгода, – мигом вернулась в объятия дяди Антона, или нового папы, стоявшего в дверях детской. Его рука опустилась маме на талию. Две фигуры сплелись. Сонин приход стал лишь короткой запинкой, которая идиллии не нарушила.
Соня нахмурилась: что бы это могло значить? В последнее время, задумываясь над поступками родителей, она чувствовала себя повзрослевшей.
Итак, спросила себя она, что же с мамочкой не в порядке?
Во-первых, внешность. Мама разлюбила свои рыжие кудряшки и теперь ходит с прямыми черными волосами. Карие глаза смотрят холодно, лениво. Одежда все та же: дома носит узкие штаны и мужские клетчатые рубашки с карманами на груди – астматичке полезно иметь ингалятор под рукой.
Во-вторых, юмор. Раньше мама любила по-доброму шутить, например говорила: «Асма́ пришла, дочка, доставай рахат-лукум» (глупые фразочки помогали Соне не бояться маминой болезни). Теперь же турецкая сестричка не появлялась. Осталась плохо контролируемая бронхиальная астма.
В-третьих, поведение. Соня заметила, что мама проявляет нежность, лишь чтобы выглядеть хорошей. Если придет пожелать доброй ночи, то не накроет одеялом, как раньше. Поцелует скорее на людях, чем наедине. Похоже, такие порывы теперь рождались в голове, а не в сердце.
Мама определенно изменилась. Возможно, любить подростка оказалось сложнее, чем ребенка. Возможно, единственное вакантное место в душе занял дядя Антон.
Соня, бросив не по-детски тяжелый взгляд на спины взрослых, скинула с русой головы капюшон, сняла любимый желтый пуховик, утепленные ботинки, намокшие носки… и поежилась. Как дома холодно! По коридору гулял злой керченский ветер.
Для приморского города мерзкая погода в конце января вполне нормальна, даже один из районов называется «Семь ветров». Но почему «кусачка» дует в квартире?
До Сони донесся чей-то голос – незнакомый, мужской. Со стороны детской и вместе с тем, кажется, с улицы. Взрослые как раз смотрели от двери куда-то в направлении окна. Соня протиснулась мимо, охватила комнату взглядом и застыла. Снаружи, за оконным проемом, рабочий устанавливал тяжелую белую решетку. Частые-частые прутья тюремной камеры.
Из-за гадкого ветра Соня шла по улице в капюшоне, наклонившись вперед, чтобы меньше щипало лицо, вот и проглядела стремянку. Оказалась застигнута врасплох.
– Зачем это? – Соня хотела коснуться маминой руки, но случайно тронула локоть дяди Антона и отскочила. Телесный контакт с папой все еще была ей неприятна.
– Для безопасности, – объяснила мама. – А то вылезут с лестницы на козырек подъезда и – прыг! – к тебе в комнату.
Соня изобразила на лице скептицизм, но на нее все равно никто не смотрел. В глубине сердца раздался писклявый голосок: «Видишь, мама подумала о тебе».
– Или вдруг сама вывалишься, – добавил папа. – Сама на козырек полезешь.
Она еще выше подняла брови: зачем убегать из собственной комнаты?
Решетка Соне определенно не нравилась. Много ли их ставят на вторых этажах самых обыкновенных пятиэтажек? И к подъезду ведь ближе кухонное окно, вот его бы и обезопасили в первую очередь!
Все это были глупые сомнения глупой двенадцатилетней девочки. Озвучишь их – маме станет стыдно перед дядей Ан… папой. И Соня, дорожившая даже редкими, неестественными проявлениями маминой нежности, промолчала.
Белая решетка, может, и сочеталась по цвету с узором из белых роз на желтых обоях, но тесную комнату-вагон не красила. Яркие стены не спасали, наоборот: получалась веселенькая психушка.
Стол-парта, тумба, кровать с красным покрывалом, вытянутый белый комод напротив, платяной шкаф у двери – вот и вся обстановка детской. Неделю назад прибавилось зеркало. Его повесили на месте второго окна, которое недавно заложили кирпичом (мама сказала: «Для защиты от сквозняков»). После этого из удачно расположенной угловой комнаты навсегда ушло солнце.
А теперь Соне придется смириться с новой переменой. Со дна души медленно поднимался ил паники. Ловушка. Хотелось убежать в другую комнату из этой, ставшей чужой. Жить хоть на кухне. Успокаивала лишь мысль, что мама обещала сделать рокировку: здесь поселится она с мужем, а детская будет в зале с балконом.
Соня простодушно верила и потому терпела. Не зря ведь месяц назад дверь в детскую поменяли – с деревянной на железную, с большой замочной скважиной. «Для приватности, – объяснил тогда папа. – Так ты не будешь мешать нам с Викой».
Оставалось надеяться, что взрослые хотят сами запираться, а не запирать ее. Первые дни Соня, услышав незнакомый звук, подбегала к двери из страха: как бы ее не закрыли на ключ по ошибке. Потом свыклась. Забыла про осторожность.
Несмотря на перемены к худшему, Соня еще надеялась полюбить дядю Антона. Темноволосый, элегантный, сильный мужчина на вид младше матери, папа умел производить впечатление. В середине его широкого лица близко друг к другу сидели голубые кристаллики глаз. Лоб пересекали «рельсы» – две глубокие вертикальные морщины. В облике его крылась какая-то мудрость: казалось, он прожил сотню судеб.
По характеру дядя Антон был жизнерадостным, спокойным как удав и этим нравился Соне больше прочих маминых коллег из мебельного магазина. Любое заявление папа делал медленно, вдумчиво, и возражать ему значило рыть канавку вдоль кромки моря – продержишься до первой настоящей волны.
Антон, едва появившись в их жизни, еще в качестве маминого друга, сразу начал приносить пользу. Посоветовал, как увеличить их крошечный семейный доход, – привел старушку-квартирантку, которая согласилась оплатить аренду комнаты на три месяца вперед. Бабушка, правда, вскоре умерла, но он ведь не мог это предвидеть.
Примерно в то же время мама обессилела от тяжелейшего обострения астмы и слегла. Антон вызвался ухаживать, даже отпросился с работы. Соня испытывала к маминому другу острую благодарность, хотя и злилась, что он почти не подпускал ее к больной и не давал им разговаривать наедине. Все время гнал гулять во двор, хотя Соня тогда что-то не то съела и мучилась отравлением. Плохая выдалась неделя.
Когда старушка-квартирантка исчезла (умерла, Соня, говори «умерла», хоть ты и не видела ее тела), предприимчивый Антон помог маме разобраться с погребением и вернуться к обычной жизни.
