Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №12/2022

Случилось так, что приехал в Смоленск, где проходила мастерская Ассоциации союзов писателей и издателей. Собирался в этом путешествии взяться за эту колонку, но не знал, что и как написать.

Всему вопреки – продолжаем выходить, даем пространство живому слову, обрастаем читателями, поддерживаем талантливое, публикуем все больше литературной критики, затеваем новые проекты (от переделкинских и комаровских резиденций до фильмов о «знаковых местах русской литературы»).

Достаточно ли для колонки? Недостает какого-то сюжета.

Я брел по колдобинам и холодной темени древнего города и вдруг увидел ярко и одиноко горящую белую вывеску. Черные буквы: «Юность». Написано нашим шрифтом. Ого.

Зашел, конечно. Крафтовое пиво, закуски, веселая молодежь, и повсюду – журналы, журналы… Пестрое многоцветье возле столиков, на подоконниках.

Старые, советские еще номера и совсем свежие, за 2022-й. Как будто в сон попал.

Оказалось, бар открылся недавно. Владельцы, муж и жена, встретили меня слегка настороженно, заподозрив ревизора, тем более пришел в толстовке с именем «Юность». Кажется, они не очень поверили в такое совпадение, стали объяснять: буква «н» на вывеске чуть отличается от той, что на обложке.

Но зачем мне было качать права?

Я не испытал ничего, кроме праздничного чувства: журнал нужен, его читают, в честь него по собственному хотению сделали модное заведение. Вот бы так – литературоцентрично – и с остальными толстяками: «Новый мир» в Костроме, «Вопросы литературы» в Барнауле…

А владельцы уже заулыбались, и мы принялись обсуждать полюбившиеся им у нас тексты.

Все это возникло как знак надежды, нечаянное ободрение под конец года.

Сюжет внезапного свидания с «Юностью», словно бы подкинутый кем-то, кто решил помочь с этой колонкой.

Я сидел в смоленском баре и пил горьковатое пиво за простое: чтобы все хорошее уцелело и продолжилось, а темное и тяжелое прошло.

Они ждали чуда. Все вместе и каждый по отдельности. Кто как мог и кто как умел. Каждый день. Каждый прожитый миг. Ждали чуда, которого никто не видел уже многие лета. Но именно в канун этого новогодья ждали как никогда. Всей душой большой и маленькой. Всем естеством. Сбегая в укрытия, разгребая завалы, восстанавливая разрушенное. Ждали. Верили. Надеялись.

Подобные сообщения от службы безопасности в очередной раз разлетелись по всем мессенджерам жителей городка Н. Разлетелись молниеносно – система оповещения работала как часы. Эту часть взаимодействия удалось наладить достаточно быстро и безболезненно. Марину новость застала как раз на входе в детский сад. Длинный пустой коридор встретил ее темнотой, тишиной и запахом рыбных котлет. Лишь в самом дальнем кабинете из-под дверей пробивалась тонкая полоска света.

– Марина Ивановна, ну что же вы! Надя последняя осталась! Всех давно забрали! Такое время, такие новости! Ребенок тревожится! – В голосе нянечки слышалось ничем не скрываемое осуждение.

Марина молча забрала уже одетую дочку из рук молчавшей все это время воспитательницы и двинулась к выходу. Уже на пороге пожилая женщина, дежурившая в группе сегодня, все же заговорила:

– Марина Ивановна, может быть, вы придумаете что-нибудь? У нас убежища нет, стёкла старые, вдруг что… Может, с соседями оставите Наденьку? Ну подумайте, а!

– Подумаю, – устало кивнула Марина и вышла в коридор.

Объяснять в сотый раз, почему она не может отказаться от дежурной группы в детском саду, не было сил. За то время, что прошло с момента первого пробуждения Кракена, Марина привыкла и к осуждающим взглядам, и к чувству перманентной, не проходящей тревоги. Единственное, к чему никак не удавалось привыкнуть, – ценные, но совсем непрошеные советы окружающих. Но пробудившийся «подземный вулкан», как его окрестили ученые, был тут совершенно ни при чем.

Ноябрь в этом году выдался на редкость снежным. Вторую неделю вовсю сыпал снег. Он смешивался с вулканическим пеплом и оставался лежать на земле грязно-серыми сугробами. Марина задержалась на крыльце, натягивая респиратор и защитные очки на себя и на дочь, и включила наручный фонарь. Ходить в темноте в пластиковых очках сквозь снежно-пепельную стену было не просто, а после отключения фонарей город и вовсе погружался во тьму аккурат вслед за окончанием рабочего дня. Поэтому приходилось дополнительно подсвечивать и себя, и окружающий мир.

Ребенок радостно помахал рукой взад-вперед, наблюдая за игрой фонарного луча.

– Надя! Не балуйся, пожалуйста! Идем!

Надя фыркнула и спрыгнула с двух ступенек сразу на землю. Марина улыбнулась, с запозданием сообразив, что дочь не увидит ее улыбки из-за респиратора. Дальше шли молча. Говорить в антитефровой экипировке было не слишком удобно. Лишь дома, разогрев ужин и накормив Надю, Марина сообразила, что что-то не так. Непривычно тихо. Непривычно молчаливо.

– Дочь, тебя кто-то обидел?

Девочка сидела за своим столиком и грустно смотрела на белый лист бумаги.

– Надя! Я с тобой разговариваю!

– Я думаю! – насупилась та.

– О чем?

– О том, как тебе ответить!

Надя постучала красным карандашом по столу и тяжело вздохнула.

– Меня обидел Кр-р-ракен!

Букву «р» Надя выговаривала с трудом, поэтому слово получилось старательно-протяжным. Марина приложила все силы, чтобы не усмехнуться.

– Чем же, не расскажешь?

– Он съел наш Новый год! Как кр-р-рокодил солнце в сказке, помнишь?

В слове «крокодил» буква тоже звучала протяжно-раскатисто. Марина все же улыбнулась.

– С чего ты так решила?

– Любовь Васильевна сегодня сказала. Что Нового года не будет. И подарков не будет. И праздников! И конфет!

Из глаз брызнули слезы, и Надя протяжно заскулила. Марина отложила в сторону книгу и подсела к дочке.

– Ну чего ты! Будут тебе конфеты! И подарки! И праздник!

– Не бу-удет! Любовь Васильевна сказала-а-а, – все сильнее расходилась девочка.

– А я тебе говорю, будет! Любовь Васильевна, если хочет, может сидеть без конфет и без подарков!

– И без праздника-а-а!

– И без праздника! – согласилась Марина. – А мы будем с праздником.

– А можно я завтра не пойду в садик? – хитро заблестели детские глаза.