Предисловие
Постоялый двор, который держал Фёдор Дорожкин, был переполнен, и виной тому была непогода, разыгравшаяся к началу страстной недели. Постояльцев собралось немало – среди самых заметных был нарочный с важным пакетом, и некий молчаливый господин, внешность и манеры которого выдавали государственного служащего высокого ранга, и кавалерийский офицер. Три дня уже сиднем сидел в своей комнате частный пристав соседней губернии, неизвестно за какой надобностью выехавший в распутицу то ли по делам, то ли по личной надобности. Особо выделялся купец Крашенинников с окладистой бородой и большими карманами на камзоле.
Вечерами собирались в гостиной, пили чай с бубликами, вареньями и медами. Частенько к компании присоединялась графиня Потоцкая со своей дочерью – они ехали на воды в Пятигорск. Народу было много, и вечерами играли в картишки по маленькой, рассказывали всякие житейские истории. Но постепенно непреходящее ненастье навеяло такое уныние и скуку, что постояльцы перешли к рассказам о разных необычных случаях. Как оказалось потом, некто, пожелавший не запечатлевать своё имя по какой-то ему одному ведомой причине, эти рассказы записал красивым каллиграфическим почерком, да и оставил на постоялом дворе, где они пролежали много лет там, куда их честный хозяин положил в надежде, что лицо – господин или дама, оставившее свиток бумаги, вернётся за ним. Трактирщик продолжал собирать истории и сказки, которые далее уже его сыновья записывали в неучтённую книгу для записи подорожных. По прошествии ряда лет записки попали к издателю, но истории так и не были опубликованы. Возможно, издателя смутило то, что они были сохранены в своей первозданности, как были рассказаны людьми разных слоёв из многих российских губерний. Порой в рассказе чувствуется тонкий стиль человека, мастерски владеющего пером, порой простота, которую лица, записавшие рассказы, истории и народные предания сумели донести до нас с истинно народным юмором или верою. Может, именно это обстоятельство не понравилось князю Дундукову-Корсакову, долгое время бывшему председателем цензурного комитета. С тех пор правила стали мягче, и Государь Император создал разные общества, изучающие обычаи и быт наших народностей1, так что собрание было разрешено к опубликованию.
Первоначально название выглядело так:
Сказки и истории русских губерний, записанные на постоялом дворе в … N-ской губернии с февраля 1822 года по февраль 1882 года.
Мы рискнули представить на суд читающей публики эти истории, сказки, легенды и сказания, сохранив по возможности имена или указания на род занятий тех, кто их озвучил своим благодарным слушателям.
Банный дух
История стряпчего Мордвинова
В канун Крещенья, как водится, ударили морозы, и проворонивший ярмарку крестьянин из вольноотпущенных, довольно зажиточный, чесал затылок, глядя, как вьюга наметает высокие сугробы и задирает подол и передник его жене, вышедшей набрать из поленницы дров для печи. Проходя мимо Михея, жена пробурчала, что у такого хозяина не только картошка померзнет, но и собственные причиндалы, на что муж привычно шлепнул ее пониже спины, скорое для порядка, чем от злости. Он действительно не успел продать картошку, а теперь она померзла бы в дороге, так что ничего другого не оставалось, как везти на продажу рыбу, на которую спрос был всегда. С некоторых пор дела у Михея не ладились: то одно вылетит из головы, то другое забудет сделать, жена стала ворчливая, а их сын, взрослый уже, никак не женился в свои осьмнадцать годов, без родительского надзора совсем распоясавшись в городе, где он служил в бакалейной лавке.
– Поезжай уже, – второй день зудила жена, – продашь хоть рыбу, все какой-никакой прибыток будет, а не то оттает осетрина, и тогда что ж?
– Верно говорит, – подумал Михей и стал собираться. Он намеревался заночевать в Нижнем, в трактире на Покровской, где всегда останавливался на постой, если не успевал за день обернуться с делами. Погрузив рыбу на повозку, Михей выехал, молясь, чтобы не встретить зайца, перебегающего дорогу: примета плохая, не раз себя доказавшая, а хотелось ему встретить бабу с полными ведрами на коромыслах, в кокошнике и расписной душегрейке, с лукавым взором и ямочками на румяных от мороза щеках. Но такой художественной бабы он не встретил, зато нагнал мужика с котомкой. Высокий, костистый мужик посмотрел на телегу, груженую покрытым рогожами товаром и решил, что и ему на ней хватит места. Он крикнул:
– Хозяин, подвези до монастыря!
Михей покосился на его видавший виды зипун, на стоптанные сапоги, на истертый мех шапки, когда-то бывшей из заячьего меха, но теперь больше напоминавшего облезлую кошку, и, ответив: – Нету места, сам дойдешь! – хлестнул лошадь, но при этом задел странника кнутом, отчего тот вскрикнул от боли и сердечного негодования. Повозка укатила, а странник прошептал ей вслед недобрые слова, помянув при этом все силы земные, но потом вспомнил, что он идет молиться к монастырю, и перекрестился, пытаясь замолить грех проклятия. С себя странник грех снял, а проклятие настигло, видимо, нашего торговца. Тот приехал на ярмарку, а товар у него в кучу смерзся, и продал он рыбу дешевле, чем предполагал, продал оптом, а не в розницу, значительно потеряв в своих расчетах. Одно было на руку: что в тот же вечер он пустился восвояси, так и не оставшись ночевать на постоялом дворе, где обычно оставлял приличную сумму за хорошую комнату, не желая уступать другим постояльцам. В этот раз он только отобедал в трактире, и пришлось уходить: непогода грозила, как сварливая баба кулаком, да и мест в на постоялом дворе почему-то свободных не оказалось.
Тридцать верст до своего селенья проехал он вполне благополучно, но при въезде в село метель, наконец, ударила всей силой, как пушки при битве с турками, только ядра были снежными, а грохот ничуть не меньший. И вот дома его жена встречает, бранится, что поздно вернулся, а не заночевал в городе.
– А ты погляди, что на дворе делается, завтра дорогу не сыщешь, – отвечает он, еле-еле замерзшими губами шевеля. Жена к окошку прильнула: снег идет, крупные снежинки на стекло садятся, и слетают, ветром уносимые. Метель бьется в окно, как медведь голодный. Признала она, что не права была, муженька ругая, и говорит, что банька уже натоплена, и ему надо косточки свои отогреть. А тому и в голову не пришло, с чего это она ему баньку натопила, коли не знала, когда он с ярмарки вернется. Пошел он с веником косточки парить, а крест нательный заранее снял, потому как с крестом в баню не ходят. В бане человек с себя и грязь, и усталость, а то и болезнь смывает, и это место считается не совсем чистым, принадлежит оно и потусторонней силе. К баеннику в гости иногда ходят русалки, овинники и домовой. И тогда можно видеть огоньки в маленьком банном окошечке, и слышать стук, хохот и голоса, но тот, кто это все увидит и услышит, говорят, может онеметь, если сразу в церковь не пойдет. Потому к бане лучше не подходить вообще ночью. Все это слышал Михей, да особо не верил. А то, что ночью в бане не мылся до того вечера – так он любил попариться в субботнее утро и привычке не изменял.
