Запах крови плыл над лестницей, и Джонни летел по ступенькам, раздувая ноздри. Клыки выступили за губы, в горле пересохло, как в старом колодце. Запах был соленым, горячим, полным страха. Свежая кровь — это не сгустившееся пойло в медицинских пакетах, отдающее пластмассой, и это значит, что альфа сорвался. Наконец-то.
Джонни вошел без стука, замер у двери.
Синеватые прожилки бежали по светлому мраморному полу, сплетаясь в узлы вен, густея у подножия одинокого кресла, которое казалось крохотным в пустом овальном зале. Изогнутые резные ножки кресла грелись в темной шкуре. На стене напротив висела картина с водяными лилиями, сияющими в темноте, словно звезды. Больше ничего. Альфа признавал только те вещи, которые считал совершенными. За спинкой кресла застыла блондинка — идеальная красота.
Джонни направился к фигуре у панорамного окна — черному силуэту на фоне ночного неба. Альфа повернулся, серебристые глаза сверкнули, и Джонни едва сумел сдержать порыв и не упасть на колени перед создателем.
— Микаэль, — он сдержано поклонился.
— Я не звал тебя, — ответил альфа, снова отворачиваясь к окну.
— Прости, Микаэль, я почувствовал запах.
— Да.
— Ты взял эту кровь насильно.
Альфа промолчал, спрятал руки в карманы. Джонни подошел ближе, стал рядом, но чуть позади. Ночной город раскинулся внизу лоскутным одеялом: людской центральный округ расчерчен улицами ровно, как по линейке, сверкают огни, вывески суматошно моргают — люди боятся темноты, страх заставляет отгораживаться светом от того, что таится во мраке. Звериное кольцо, опоясывающее центр, темнее: редкие билборды да россыпь окон, где маются бессонницей.
— Ты убил человечку, альфа, — обличил его Джонни. Это была девушка, несомненно, в запахе таилась сладость и желание, наверняка ей самой хотелось стать жертвой, они всегда этого хотят.
— Думаешь?
— Я хочу услышать это от тебя. Я хочу услышать приказ, узнать, что это только начало, что мы установим власть над городом!
Микаэль поднял руку, и Джонни умолк.
— Я иногда забываю, как ты молод, — полные бледные губы изогнулись в кривой усмешке. — Люди слабы, но их много. Я не стану развязывать новую охоту на ведьм. На меня охотились несколько веков, поверь, в этом нет ничего интересного. Мы живем спокойно, люди сами сдают кровь в центрах переливания или даже добровольно подставляют шеи. Почему ты никак не можешь понять, что сейчас золотое время для нас, вампиров?
— Потому что это не так! — возразил Джонни. — Мы берем жалкие капли, а можем взять все!
— Упоение властью дарит ощущение жизни, — Микаэль потрепал Джонни по плечу, и тот задрожал от ласки, как щенок. — Только ты забыл, что по сути мы мертвы. С каждым годом, что я ношу в груди остановившееся сердце, бессмысленной суеты все больше. Иногда я думаю — зачем я продолжаю существовать? Все потребности исчезают, мне не нужен комфорт, признание, или, упаси тьма, эмоциональная близость. Я не хочу славы, мне не интересна борьба и власть. Знаешь, что осталось?
— Голод? — спросил Джонни.
— Он слабеет с годами, мой мальчик. Его можно контролировать. И это точно не то, ради чего стоит длить бытие. Красота. Эстетика — вот то, что держит меня здесь. Этот мир очень красив. И та девушка, она была восхитительна, красива тонкой красотой, которая не бросается в глаза, но на которую хочется смотреть снова и снова. В ней был свет, словно в этих цветах, — Микаэль повернулся к картине.
— И поэтому ты убил ее? — спросил Джонни. — Скажи, где тело, я все уберу. Нам не нужны проблемы.
— Но люди так хрупки и недолговечны, — продолжил Микаэль, снова отвернувшись к окну. — Я вдруг захотел это исправить.
— Смерть была ей к лицу?
— О нет, я не убил ее, не совсем — инициировал. Она станет вампиром.
— У нас очередь на инициацию длиной со звериное кольцо! Есть люди, готовые заплатить миллионы!
— Знаю. Больные, увечные, фанатики…
— Богатые! Нам нужны деньги, чтобы поддерживать достойный уровень жизни.
Микаэль равнодушно глянул на Джонни.
— К тому же у нас нет свободной квоты! — не сдавался тот. — Ты так ценишь спокойствие, а сам создал скандал на ровном месте.
— Кэти, подойди сюда, милая, — позвал альфа.
Блондинка прошла мимо Джонни, остановилась перед альфой, склонила голову. Джонни не успел увидеть движения Микаэля, раздался резкий звук, будто кто-то смачно укусил сочное хрусткое яблоко. Голова Кэти подкатилась к его ногам, аккуратный прямой носик ткнулся в блестящую туфлю. Обезглавленное тело рухнуло, высыхая на глазах, кожа почернела, обтянув кости туго, как чулок.
— Теперь у нас есть квота. Жаль, что она была молодым вампиром, столько мусора. Если бы умер я, осталась бы лишь горстка пепла, — меланхолично сказал Микаэль. — Начинается!
Тонкая розовая полоса пересекла небо, золотые нити выпростались из-за горизонта, легкими росчерками штрихуя небо.
— Как прекрасно, — выдохнул Микаэль. — Ты только посмотри…
Джонни зажал оторванную голову подмышкой, второй рукой обхватил иссохшую щиколотку и потащил тело прочь.
Зима струилась стужей по позвоночнику, морозила кончики ушей, баюкала завыванием ветра. Бруну до боли хотелось обернуться, согреться в шкуре с густым подшерстком, спрятать нос в лапы и уснуть до самой весны. Голова болела злой тягучей болью, словно изнутри к затылку присосался клещ, и его гладкое серое брюхо медленно раздувалось, как воздушный шарик.
К зданию подъехало желтое такси и быстро укатило в метель, оставив у крыльца девушку с большим серебристым чемоданом. Ей нечего здесь делать. Явно человечка из самого центра. В такой шубе она бы не прошла по звериному кольцу и трех кварталов — ее смешали бы с грязью. Девушка вдруг подняла голову и посмотрела прямо на Бруна.
Он раздраженно дернул штору, и карниз с треском отвалился, рухнул на пол, побелка осыпалась мелким крошевом. Брун отшвырнул злосчастные шторы, синяя ткань стекла к ногам грязноватой лужицей. Психолог, который работал с Бруном, уверял, что синий успокаивает. Брун был в бешенстве.
Накануне он едва смог уснуть. Ему все мерещились шорохи и чужие шаги, он прохватывался через каждые пять минут, боясь уйти в глубокий сон, и в итоге едва разлепил веки к обеду. Два будильника, заведенные накануне, оказались бессильны против сна медведя-оборотня.
Он всю осень выбирал себе помощника, который должен был помочь ему пережить зиму и не впасть в спячку. Константин казался идеальным вариантом: спокойный, выдержанный, молчаливый. Физически сильный — черный пояс по карате. Костя переехал к нему в середине ноября и уехал через полторы недели с носом, распухшим, как клюв тукана. Оказалось, что у него сильнейшая аллергия на медвежью шерсть.
Брун рухнул в кресло, упал лбом на шершавую деревянную столешницу. Он не мог нанять первого встречного, слишком много требований. Будить медведя во время зимней спячки — непростая работа, требующая хорошей физической силы и отличной ловкости, чтобы увернуться от возможного удара. Да и пока он спит сном младенца, хорошо бы иметь рядом охранника, который сможет хотя бы задержать нежеланных гостей, которые, он готов был поставить шкуру на заклад, будут. Еще нужна крепкая психическая устойчивость. Не всякий выдержит его даже в радушном настроении.
