Двадцатые годы ХХ века.
В поместье графа Соллера за длинным столом сидели члены семьи: графиня Роуз, старшая дочь Фиона и младшая ‒ Миа. В столовую вошел глава семьи Эдгар с тростью в руке, поставил ее у стола и с помощью лакея присел. Только теперь можно было начать трапезу. Это был седой мужчина зрелого возраста, ладной фигуры, волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб; чисто выбрит, с важным выражением лица, а с людьми, особенно прислугой, зачастую высокомерен.
‒ Как прошел день, дорогая, ‒ спросил Эдгар у жены.
Роуз хлопотливо отпила вина и скорее поставила бокал.
‒ Хорошо, дорогой. Я сегодня навестила свою подругу Аннабель, ‒ ответила на слегка волнительной нотке графиня.
‒ Снова? Ты же была у нее пару дней назад… ‒ удивился граф.
‒ Э, ну ты же знаешь, что она себя неважно чувствует после простуды… Так до сих пор не отошла, то насморк, то кашель… ‒ пояснила Роуз.
Супруг натыкал на вилку картофель и, кивая, ел. Его скрежет о тарелку и напористый стук прибором раздражал младшую дочь. Миа взглянула на сестру, Фиона тоже незаметно щурилась от звуков. Она вообще выглядела печальной и озабоченной. Миа догадывалась, что это могло быть связано с одним юношей…
‒ Девочки, как прошли занятия по музыке и литературе? ‒ спросил отец.
Пока пианистка Фиона медлила, пребывая в своих мыслях, ответила литератор Миа:
‒ Всё прошло хорошо. Новый учитель мне очень нравится, благодарю, отец, что взял именно его.
Граф покивал. На него взглянула супруга. В остальном за столом стояла тишина, будто разговаривать особо было не о чем.
‒ И благодарю за золотой браслет с рубинами, невероятно красивый, ‒ добавила с милой улыбкой Миа, покрутив ладонью. ‒ Браслет в виде змеи ‒ это очень символично, ведь я всегда интересовалась ими…
Фиона сморщила нос, не понимая симпатии к этим скользим, мерзким существам
‒ Фу… ‒ вымолвила она.
‒ Фиона, перестань, ‒ упрекнул отец. ‒ Украшение действительно красивое и необычное.
Старшая дочь покосилась в сторону трости и промолчала.
После ужина все разошлись по спальням.
Прошли дни. Однажды утром раздался громкий крик служанки. В доме графа работала чернокожая женщина, ее предков когда-то привезли в Европу в качестве рабов. Звали ее Номаланга. Графу пришлось не по нраву слишком длинное и чужеземное имя, поэтому он велел сократить и называть ее просто Нома. В спальне она обнаружила мертвую Фиону, лежащую в кровати.
Прибежала мать и бросилась к дочери. Пришел отец. И в ужасе перешагнула порог Миа. Ее большие синие глаза смотрели на тело сестры, ладонь легка на сердце, а сама она пошатнулась. Видя, что юная теряет сознание, подоспела Нома и придержала. Ей же самой увиденное напомнило об огромном горе ‒ о потере сына.
Роуз громко ревела, обнимая тело дочери. Она что-то случайно задела ногой возле кровати. Граф подошел к приоткрытому окну и за портьерой нашел скомканную записку. В ней печатным текстом сообщалось, что отношения с Фионой закончены, юноша больше не хочет видеть ни ее, ни ее мерзкого папашу.
‒ Щенок! ‒ возгласил разгневанный Эдгар.
‒ Папа, что случилось? ‒ спросила встревоженная Миа, придерживаясь за руку Номы.
Граф повернулся, демонстрируя в руке бумажку.
‒ Этот гаденыш снова приходил к нашему дому и закинул в окно записку… Сопляк у меня поплатится!
Он потер глаза, тяжело дыша и понимая, что причиной самоубийства Фионы послужил разрыв отношений с тем, в кого она была влюблена и тайком встречалась. Однако граф однажды велел слуге проследить за дочерью и узнал о ее секрете. Роуз подняла с пола пустую бутылочку с надписью «Опиум». В полной растерянности, с красным лицом она показала мужу и спросила:
‒ Откуда у дочки оказался опиум?
Эдгар округлил глаза и ответил незнанием. Похоже, его это тоже озадачило. На сорочке Фионы были обнаружены капли настойки, а также капли засохли на подбородке.
На похороны пришла дочь инспектора Бирлинга ‒ Элизабет. Она была подругой Мии. Миа скрыла лицо под вуалью и хлюпала носом, ее приобняла подруга.
‒ Даже не представляю, как тебе тяжело… ‒ вымолвила Элизабет.
‒ Спасибо, Лизи, ‒ ответила Миа. ‒ Это такая боль, что даже не описать…
Девушка сжала руку подруги сильнее, та опустила взгляд, заметив украдкой необычный браслет в виде змеи, который выглядывал из-под рукава черного платья. Лизи показалось странным действие подруги, и она шепотом спросила, что еще тревожит Мию.
Та приподняла вуаль и направила глаза в сторону отца. Граф стоял напротив могилы, с опущенным взором. Он выглядел печальным, однако не проронил слезу, в отличие от рыдающей Роуз. Миа словно дала намек.
После похорон Элизабет осталась на чашку чая в комнате подруги.
‒ Что ты хотела сказать на кладбище? ‒ уточнила она, взяв печенье.
Миа выглядела взволнованной и даже напуганной. Девушка пододвинула стул ближе к подруге и, присев, тихо сказала:
‒ Сестренка отравила себя опиумом, и отец сказал, что не знает, где она могла его взять… Но я однажды гуляла по городу и увидела его автомобиль возле фармацевтической лавки, его водитель вынес оттуда закрытый ящик с чем-то. Я бы вовсе не поняла, что там, если бы не уловила звук стекла, словно бутылочки ударились друг о друга. У нас дома никто не употреблял какие-либо настойки, тем более так много…
‒ Но зачем графу столько опиума? ‒ удивлялась Элизабет.
‒ Я пока не знаю, но я буду узнавать. Я должна сделать это ради сестры, ‒ преисполнилась уверенностью Миа. ‒ И еще я хочу встретиться с Питером, в которого была влюблена Фиона, и выяснить, что вообще случилось.
Элизабет слушала с приоткрытым ртом и медленно кивала, пребывая в озадаченности. Подруга пообещала съездить вместе с Мией к тому юноше, они договорились встретиться на новой неделе.
Подошло время встречи. По договоренности, Элизабет ожидала подругу за углом закрытой таверны. Однако Миа не пришла.
Встревоженная Элизабет дошла до управления и впопыхах ворвалась в кабинет отца. Инспектор Бирлинг вновь разбирался с заявлениями. У него как раз находилась та самая дама, у которой воруют фонари. Это была виконтесса, вдова виконта. Некогда богатая семья разорилась, виконт повесился, а виконтесса осталась доживать с долгами, которые росли с каждым месяцем. Потому ее очень волновали фонари, любое имущество. Хотя инспектор считал ее просто сумасшедшей, всё случившееся дало о себе знать, да к тому же солидный возраст. Инспектор делал вид, что слушает очередной бред больной старухи, у которой растеклась красная краска вокруг рта, точно она вампир.
