Айрис была очень слаба. Бледная до серости кожа покрылась испариной, хриплое дыхание вырывалось из груди рваными толчками. Спутавшиеся волосы разметались по подушке.
Бриджит – одна из самых сильных целительниц Гларингела – склонилась над Айрис, положив ладони на ее хрупкое тело. Глаза обеих были прикрыты. Айрис – от боли, а Бриджит, должно быть, для того, чтобы услышать, почувствовать биение жизненных токов. Расплести запутавшиеся линии жизни и залатать те, что были слабы или и вовсе разорваны…
Так, во всяком случае, я представляла себе целительство.
Я перешагнула порог спальни Айрис и застыла, не дойдя до ее кровати нескольких шагов. Виной тому внезапно охватившее ощущение, что это именно я, Исток, лишняя здесь.
Бриджит недавно исполнилось восемьдесят. Поговаривали, лет шестьдесят из них она исцеляла жителей родного города, приходя им на помощь едва ли не каждый день. Если бы не она, многие из тех, кого я знала, могли попросту не появиться на свет. Если бы не Бриджит, линии десятков жизней оказались бы оборваны.
Однако и одаренным Дочерью Звезд порой требовалась помощь таких, как я.
Несвойственная мне неуверенность отступила. Хмуро мотнув головой, я приблизилась к Бриджит.
– Я пришла, госпожа.
– Хорошо, Гвендолин, – не поднимая головы, размеренным голосом отозвалась целительница.
Не поворачиваясь, подала мне руку. Я подобрала юбки и опустилась на пол. Помедлив лишь мгновение, сжала в своей ладони пальцы Бриджит. По венам заструилась прохладная сила, плавно и мерно перетекла от меня к Бриджит.
Порой я боялась, что в какой-то момент почувствую внутри себя пустоту. Что отдам всю свою силу без остатка. В такие моменты я ощущала себя так, будто стою на краю пропасти и уже занесла над ней ногу. Стать совершенно обычной, не успев даже стать кем-то по-настоящему особенным, но успев ощутить магию внутри себя… Это ужасало.
Глаза Бриджит зажглись золотистым сиянием. Оно же плясало на кончиках ее пальцев, которые целительница положила на виски Айрис. Та едва слышно что-то простонала. С порозовевших губ сорвался облегченный вздох. Болезнь, терзавшая ее, конечно, еще не ушла, но магия Бриджит вдохнула в истощенное тело новые силы.
Целительница положила руки с узловатыми пальцами на грудь Айрис и начала свое, невидимое глазу магическое плетение. Пряжей Бриджит были нити жизни, но даже я, обладающая толикой божественной силы, служащая всем одаренным подпиткой, проводником, не знала наверняка, как именно это происходит. Как плетется магия, исцеляющая израненные, изувеченные и тронутые болезнью тела.
Однако я видела, как с каждой минутой оживает Айрис. Как румянец возвращается на ее лицо. Подавшись вперед, я с жадностью наблюдала за движениями Бриджит – весьма лаконичными и сдержанными, надо сказать. Ее магия была тихой, едва заметной. Целительница медленно водила руками над телом Айрис. Я представляла, как Бриджит своей магией заполняет пустоты, латает бреши, соединяет звенья или прикрепляет друг к другу шестеренки, словно искусный часовщик.
Айрис открыла глаза и тихо рассмеялась.
– Никогда не чувствовала себя лучше, чем сейчас, – с улыбкой прошептала она.
Я закусила губу. Во мне боролись зависть – постыдная, недостойная… и восхищение. Да, я была проводником силы, однако чудо свершалось не моими руками. Айрис благоговейно смотрела на Бриджит, а я едва удостоилась ее взгляда и сдержанного, привычного уже кивка от самой целительницы.
Лишнее подтверждение тому, что такие, как я, лишь разменные монеты. Истоки, Искрящие, Дарующие, как ни называй, не способны на собственные чары. Единственное, для чего мы предназначены, для чего созданы Матерью Истоков, это делиться с другими магической силой. Живые сосуды магии… пользоваться которой сами мы не могли.
Как много детей по всей Даневии не спали ночами, вглядываясь в темноту за окном или уставившись в потолок и представляя, как в один, поистине волшебный день почувствуют внутри себя пробуждающуюся силу? Но почти никто из них – или и вовсе никто – не мечтал стать Истоком. Тем, кто просто усиливает способности других.
Дом Айрис я покидала в смешанных чувствах. Погруженная в себя, едва замечала окружающий мир. Да и на что тут смотреть? Гларингел был неприметным небольшим городком с одной-единственной часовней и несколькими лавочками и мастерскими, мимо которых я сейчас проходила. А вот и наш дом – скромное двухэтажное здание с черепичной крышей, притулившееся меж таких же безликих собратьев. Тяжело вздохнув, я отворила дверь.
Мама штопала платье в залитой солнцем гостиной. Иголка так и мелькала в ее руках.
Дросида отличалась той особенной красотой, что выделяла ее из всех женщин Гларингела. Ее, уроженку Элла́с с золотистой кожей и темно-карими глазами, в Даневии долго считали чужачкой. Происхождение мамы выдавал и эллийский акцент, который до сих пор, даже после стольких лет жизни в Гларингеле, то и дело проявлялся в ее речи.
Утонченная красота мамы отчасти передалась и Лили, и мне, окрасив нашу кожу в оттенок светлой карамели. И все же в Лили даневийской – отцовской – крови оказалось больше. Оттого ее волосы были словно подсвечены солнцем изнутри, в то время как мои лежали на спине темным, блестящим пологом.
Мама рассказала нам множество историй, которые пронесла в своем сердце из Эллас. О богах и монстрах и о магии такой мощи, о которой в Даневии и не слышали, не говоря о том, чтобы практиковать. Культура чужой страны, столь непохожей на нашу, захватило мои мысли с самого детства.
Из-за рассказов Дросиды я решила выучить кафу – язык Эллас. Далось это неожиданно легко, будто во мне пробудилась кровь чужачки-матери. Прочитав свою первую – детскую, совсем простенькую – книгу на кафа, я была так собой горда! Вот бы все в жизни получалось так – стоит лишь приложить немного усилий!
Подняв голову, мама встретилась со мной взглядом. Ласково спросила:
– Что такое, agapité mou1?
Ей всегда без особого труда удавалось разгадать настроение обеих дочерей. Впрочем, я и для других была словно открытая книга. Не умела ни сдерживать эмоции, ни оставлять их при себе. Чаще всего взрывалась потоком эмоций, словно сметенная бурлящим потоком воды плотина. Что до Лили… Печалилась она редко, еще реже гневалась и, кажется, всегда умела находить хорошее даже в самом плохом. Дар, не иначе.
– Неужели так всегда и будет? – выпалила я. – Неужели моя судьба – это быть лишь магической подпиткой для других?
– Ты – Исток, Гвендолин, – отложив шитье, мягко сказала мама. – Это твое предназначение.
– Но что, если я хочу большего, чем просто сиять для других?
– Твое желание – не иначе, чем проявление тщеславия.
