«Пусть те, кто посмеют назвать меня убийцей,
сначала вспомнят, кем хотели стать!»
Ажон Вегель «Брошенные и забытые».
История началась с письма.
Тем ранним утром Лео не мог уснуть. Он переместился с кровати на широкий подоконник и прислушался к песням птиц, доносившимся из открытого окна. Витиеватые оды уходящим звёздам внезапно прервались чьими-то отвратительными криками. Нарушитель гармонии выпорхнул из сплетения ветвей ивы и приземлился рядом с Лео. Серые перья и ярко-оранжевый хохолок. Пламеглазка. На её лапке болтался привязанный бумажный свёрток.
– Мне? Ошиблась, – Лео никогда не получал писем.
Пламеглазка терпеливо ждала, пока верёвку развяжут, а после резким криком потребовала награды. Лео покрошил перед ней засохший кекс и взял в руки свёрток. Поднёс к свече, медленно раскрыл его, проскочил по словам и добрался до имени в самом краю – Авель. Знакомая подпись вилась рядом плющом. Лео сжал края письма. В комнате пропал воздух. Лео вылез в окно и жадно выпил утреннюю свежесть. Уловил аромат цветущих яблонь. Пламеглазка непонимающе глядела на юношу, вертя головкой.
– Ответа не будет. Улетай, – птица неуверенно запрыгнула на оконную раму, но не взлетала. Лео крикнул ей: – Прочь!
Пламеглазка испуганно зашумела крыльями и вылетела в сад. Певчие птицы притихли. Только ветер не переставал щекотать деревья, желая слушать их легкий шелест целый день и маленькую вечность.
– Там холодно. Ложись в кровать, – прозвучал за спиной голос матери. Лео сделал большой глоток воздуха и спустился обратно. Он схватил письмо и перечитал его несколько раз, мечась по комнате. Прокусил губу до крови. Ноги ослабли, и Лео опустился на кровать с письмом у самых глаз.
«Надеюсь, это письмо прилетело домой точно в день твоего рассвета, Лео. Я не буду ждать прощения, но я буду ждать тебя. Время пришло. Виновных я нашёл. Осталось тебе найти меня. Ничего больше не имеет значения. Место встречи – на обратной стороне.
С любовью, Авель».
Лео перечитывал послание несколько раз, и в каждой старательно выведенной букве он все больше узнавал старшего брата. Все, кроме Лео, считали Авеля погибшим. Восемь циклов тлела надежда. Теперь в её пепле проснулся новый огонь, заблестевший в каплях полившихся слёз.
– Правда или ложь? – зашептала мать, – Столько времени прошло…
– Пока не увижу его лицо перед собой, не поверю, – Лео упал носом в подушку и положил письмо на соседнюю. Он почувствовал совсем лёгкие поглаживания по волосам, такие, словно это ветерок зашёл его утешить.
Не помогало. В голове собирались и тут же рассыпались на осколки знакомые, неудержимые образы, пыль воспоминаний щекотала нос, или так стекали слёзы? В долгих стараниях унять мысли, Лео и не заметил, как в комнате совсем посветлело, а у окна появились два любопытных глаза, цветом напоминавшие вечнозеленые луга.
– Лео? Спишь? – от шёпота за окном Лео подскочил на кровати. Он посмотрел туда и увидел лишь свисавшие на одну сторону кудри и приподнятые брови.
– И кто тебя впустил? – спросил Лео ещё одного нежданного гостя, подойдя к окну. Голос Лео был спокойным, будто письмо от брата осталось несбыточным сном.
– Никто не спешил открывать ворота, и я вошёл сам, – гость показал исцарапанные руки, – с таким плющом вам и правда не нужны стражники.
– Особый, шипастый вид, – пояснил Лео, – нужно перебинтовать, – в ответ ему несогласно помотали головой. – Нужно, Рай. Любое слабое место сегодня – мишень. Поднимайся.
Рай обрадовался, запрыгнул внутрь и свалился на кресло у окна. Лео спрятал письмо под одеяло, делая вид, что заправляет кровать. Волосы, скрывавшие половину лица, мешали. Лео подошёл к зеркальной ширме. Одеревенелые пальцы не могли справиться с тонкой чёрной лентой и собрать волосы в хвост.
– Ты в порядке? – спросил Рай, заметив, что Лео постепенно приходит в бешенство. В ответ ему раздраженно пробурчали.
Четвёртой попыткой Лео выдрал себе несколько волосков. С выпадавшей на глаз прядью пришлось смириться. Лео перевёл взгляд с зеркала на Рая. В его руках шелестело Предание, извечно лежавшее на маленьком столике у кресла.
– Хм. Ты его постоянно перечитываешь? – заинтересовался Рай, – Ярчайшим хочешь стать? – вместо ответа Рай получил бинтами по лицу.
– Мама читала мне перед сном, – объяснял Лео, – всегда. Лежит здесь, как память.
Рай замолчал, положил Предание обратно на столик и переключил всё внимание на бинтовку ладоней. Если в руках нет твёрдости, победу не поймать. Закончив, он взглянул на Лео. Тот был уже не в пижаме, а в тёмной рубашке с высоким воротом и декоративными ремешками. Он заправлял её в узкие штаны и смотрел на постель, не моргая.
– Кем бы ни был твой соперник сегодня, – заговорил Рай, – ставлю тридцать вуд, что он испугается одного твоего вида и сразу бросит меч на землю.
– Даже у бессонницы есть положительная сторона, – монотонно произнёс Лео, прикрепляя рапиру к ремню.
– Ты будешь двигаться медленнее старика Миедо! – Рай тяжело вздохнул и осмотрел свои руки. – Сегодня мы оба не в форме.
Лео вернулся к зеркалу. В отражении мать бережно стряхивала пылинки с его плеч. Лео махнул головой. Платье матери оказалось всего лишь оконным тюлем.
– Готов дать остальным фору в первый и последний раз? – отвлёк себя Лео.
– А если нам придётся выйти друг против друга?
Лео обернулся к Раю и с издёвкой ответил:
– Тогда ты проиграешь свои тридцать вуд, Мирсон.
Через короткое время, тельдиры покинули особняк Рэванни. Их ждал город, ещё не открывший тысячи своих зашторенных глаз, и Дом Воды, всегда готовый принять своих тельдиров.
– Тебе ведь тоже не спалось, – говорил Лео, закрывая ворота особняка, – между моим домом и твоим – целый город и аллея яблонь.
– Раньше лёг, раньше встал, – улыбнулся Рай. Лео не поверил. Дальше шли в молчании. Тишина утра, поделённая на двоих… С половиной, если считать птиц.
Яблоневая аллея отцветала. Белые лепесточки отпадали по очереди и пролетали мимо, как детские мечты, сорванные временем и подобранные ветром. Лео любил пору цветения и пору листопадов. В последнем полёте листья освобождались, в увядании концентрировалась жизнь, пересекающая свой рубеж. Красиво, но Лео не рушил тишину, только изредка поглядывал на Рая, надеясь, что он тоже любуется видом.
Вторые ворота. Город. Как неживой, застывший между ночью и днём. Лишь стражники тушили фонари и сменяли дозор. Небесная темнота над ними пряталась от рассветного солнца на закатной стороне и окуналась в море, унося с собой звёзды.
«Меньше теней вокруг, реже теряются вуд», – говорят в Порт-Ратоне. Но для Рая и Лео причиной раннего подъема было не это. Они договорились провести последнюю тренировку перед Восхождением. В рассветное время площадка, ограждённая металлическим забором и усеянная манекенами, была полностью предоставлена только им. Ещё свеж был утренний воздух, а в слабой дымке, накрывшей всё вокруг, уже игрались лучи солнца. Тихое начало громкого дня. После недолгой разминки с молчаливыми воинами, тельдиры встали друг напротив друга.