На дворе стояло самое обыкновенное, ничем не примечательное лето, когда бывшего пятиклассника Серёжку Тихонова родители привезли в деревню к бабушке – на каникулы. На целых два месяца! До этого мальчик никогда не задерживался там больше двух дней – что в учебное время, что во время каникул. Но теперь, когда перед ним вдруг открылась такая перспектива, он был просто вне себя от радости! Ещё бы! В то время как его одноклассники будут жариться в железобетонных джунглях, он, Серёжка, будет вовсю наслаждаться загородной свободой. Ещё сидя на заднем сиденье отцовского «Москвича» и рассматривая в окно разные виды, мальчишка уже прокручивал в голове картины своего деревенского житья-бытья. Походы с друзьями в лес по гриб и ягоды и на речку для рыбалки, вечерние костры на берегу с байками и страшилками, печёная картошка и уха – всё это уже представлялось почти реальным, осязаемым. А каким загоревшим он придёт на следующий учебный год в школу! Все обзавидуются, это уж точно! Да! кстати! он обязательно поспорит с Витькой Родионовым на десять щелбанов, что быстрее него доплывёт до середины реки, а потом вернётся обратно. Прощай, Витькин лоб!
Пока он так размышлял, впереди уже показалась деревня …, вольготно расположившаяся на просторном правом берегу речки Невелички. Находясь чуть в стороне от основной дороги, она была похожа на рассыпанную пригоршню гороха. Дома в ней стояли и так, и сяк, и близко друг от друга и далеко, без всякого порядка. Впрочем, некоторый порядок в их расположении всё же наблюдался: большинство домов стояло огородами к реке. Много было изб, самых натуральных деревенских изб. Место забора всюду занимал плетень. Лишь в середине деревни пять домов образовывали одну-единственную правильную улицу – два дома стояли на левой её стороне и три дома стояли на правой. Всего же домов в дерене было три десятка. Населения – чуть больше восьмидесяти человек. В основном это были люди уже пожилые. Но жили здесь также и люди среднего возрата, правда, в небольшом числе. Они были либо добровольными аскетами, либо теми, кто в силу обстоятельств был вынужден остаться здесь. Жизнь была самая неприхотливая. Воду брали из колодцев, светом обеспечивали свечи и керосин, теплом – печка и дрова. Ближайшая школа, почта, больница и все рабочие места находились в селе за несколько километров отсюда. Единственным источником связи с внешним миром был почтальон. В деревне постоянно жил фельдшер для оказания простейшей медицинской помощи. Рабочие места были самые непритязательные, ибо местный колхоз, благополучно пережив смутные времена перестройки, худо-бедно всё же поддерживал окружающую жизнь. К тому же деревенские тратились мало, так как всё необходимое для поддержания жизни производили сами. Деньги уходили лишь на покупку самых нужных промтоваров.
Бабушка Серёжи, Антонина Сергеевна (или просто Сергеевна, как её звали соседи) жила здесь вот уже восьмой десяток лет. Несмотря на преклонный возраст, здоровье у неё было такое, что ей могли позавидовать люди гораздо моложе её. Со своим скромным деревенским хозяйством (огород, домашняя птица, коза и т. д.) она управлялась сама, лишь изредка прибегая к помощи соседей. Обладая твёрдым и непреклонным характером, Антонина Сергеевна всегда умела настоять на своём. Когда дети неоднократно приглашали её переселиться в город, она всякий раз отказывалась, заявляя, что умрёт там, где родилась. Соседи уважали её. И лишь одна была у неё привязанность на старости лет – любимый внук Серёжка. Ради него она ежегодно приезжала в город (что вообще было не в её правилах) – и навестить и привезти ему какой-нибудб деревенский гостинец. Сейчас она с нетерпением ожидала его приезда. Ещё затемно она поднялась, чтобы успеть приготовить как можно больше всяких вкусностей для него. Радостно возясь около печки, она думала: «Небось, вырос уже, подрос мой внучёк!» и улыбка озаряла её доброе морщинистое лицо.
Тем же вечером Серёжка вместе со своими деревенскими друзьями отправился на рыбалку. Улов вышел довольно неплохой, но ребята решили, что всю рыбу – каждый свою долю – они отнесут домой. После рыбалки они развели костёр на берегу и уселись вокруг него.
Речка Невеличка, о которой уже говорилось раньше, имела два разных по своему виду берега. На правом берегу располагалась деревня – он назывался «деревенским». На левом возвышалась стена дремучего леса – он назывался «лесным». Оба берега соединяла между собой старая земляная плотина, по которой люди свободно ходили туда и сюда.
Солнце медленно опускалось за горизонт. Со стороны речки потянуло прохладой. Костерок весело потрескивал, догорая. Темнело. В воздухе зазвенели комары, в камышовых зарослях заквакали лягушки. Время от времени слышался всплеск – это какая-нибудь рыба ловила зазевавшегося насекомыша. И только со стороны леся, лесной опушки не доносилось ни единого звука.
Само собой такая природная обстановка не могла не наводить на рассказы, на те рассказы, которые лучше не слушать на сон грядущий.
– А что? – после некоторого молчания спросил Макс (так же, как и Серёжка, приехавший на лето) – Правда ли, что у вас каждый год много утопленников бывает?
– Да есть случаи, – как бы нехотя отвечал Ванька (местный).
– Расскажи хоть про один, – вмешался Серёжка.
– Правда! расскажи! – поддержали его другие.
Ванёк, немного помолчав, начал:
– Была тут у нас одна история – давно, при царе ещё. Дочке здешнего помещика угораздило втюхаться в пацана одного, самого простого. А её батьке нафига такая головная боль нужна была? Он и приказал пацанчика в эту речку швырануть. А девчонка, ну, дочка его, то есть, как узнала об этом, так и сама в речку кинулась. И с тех пор, бывает, можно увидеть, как она по берегу то здесь, то там бродит. Только тот, кто увидит её, уже, считай, не жилец на этом свете. Крыша едет, и человек сам в воду бросается и топится. От того, типа, и утопленников у нас много так.
Снова повисло мочание. Минуты две спустя Макс осторожно сказал:
– Так вот почему Петрович утонул. Ту девчонку, значит, повстречал на берегу.
– Как же! поэтому! – возразил Стас. Он, как и Ванёк, был местный и, как в деревнях водится, знал всё и про всех. Кроме того он, несмотря на свои юные годы (ему было одиннадцать лет), имел заслуженную славу скептика и критика.
– Бухой он был, по синьке вздумал искупаться, вот и утонул. А я знаю историю гораздо круче этой; байка про утопленницу рядом не стояла!
– Отвечаешь, что круче? – прищурился Ванька.
– Отвечаю! – распалился Стас.
