Грузное тело Берты Кул расплылось на стуле. Она глубоко вздохнула, зажгла сигарету, и драгоценности, украшавшие ее руки, в ярком свете ламп заискрились, словно брызги морской пыли на солнце.
Японец в светлой куртке из плотного полотна и в набедренной повязке, обхватив руками колени, оглядывал меня. Лицо его было бесстрастным.
Мне было холодно. Куртка, которую он протянул мне, оказалась слишком велика. В одних шортах я чувствовал себя голым, кожа покрылась пупырышками. Безжалостный свет ламп, заключенных в жестяные плафоны и повешенных над матами, бил в глаза.
– Заставь его поработать, Хашита, – сказала Берта.
В большом, похожем на сарай спортивном зале нас было только трое. Японец улыбнулся мне одними губами, и я увидел ряд белых, сверкающих зубов. Японец хорошо сложенный, крепкий, когда он двигался, было видно, как сокращаются мускулы под словно атласной коричневой кожей.
– Первый урок, пожалуйста, не слишком тяжелый, – обратился он к Берте.
Берта глубоко затянулась сигаретой. Ее глаза стали твердыми как алмазы. Он хитрый, этот коротышка Хашита. Я трачу на него свои деньги и хочу получить прибыль.
Хашита посмотрел на меня.
– Джиу-джитсу, – произнес он монотонной скороговоркой, – это как рычаг. Противник применяет силу. А вы только меняете направление.
Я кивнул. Кивок – вот чего от меня ждали.
Хашита достал револьвер. Никелированный корпус потускнел, ствол заржавел. Он открыл барабан: револьвер не был заряжен.
– Извините, пожалуйста, – сказал он. – Высокочтимый ученик берет оружие, держит его в правой руке, поднимает, спускает курок. Быстро, пожалуйста!
Я взял револьвер.
На физиономии Берты Кул отразилось крайнее напряжение – так испанки созерцают бой быков.
– Быстрее, пожалуйста, – повторил Хашита.
Я вскинул револьвер.
Он размеренно двинулся вперед и брезгливым движением опустил мою руку.
– Не так медленно, пожалуйста. Допустим, я очень скверный человек. Вы поднимаете оружие. Очень быстро спускаете курок – прежде, чем я сдвинусь с места.
Я припомнил, как читал где-то, что бандит на Западе чертовски ловко обращается с оружием. Я стал нажимать на спуск, едва подняв оружие.
Хашита стоял прямо передо мной – великолепная мишень. Я почувствовал, как опускается курок, когда я резко дернул кистью.
Но Хашиты уже на месте не было. Он как бы растворился в движении. Я пытался держать на мушке его мелькающее в воздухе тело. Но с таким же успехом можно было поймать вспышки молнии.
Сильные загорелые пальцы сомкнулись на моем запястье. Хашита, стоя спиной, оказался у меня под рукой. Дернув мою правую кисть вниз, он ударил меня плечом, и я почувствовал, что мои ноги отрываются от пола. Лампы и маты поменялись местами, и я вроде бы завис в воздухе, а потом – маты ринулись мне навстречу.
От удара мне стало плохо.
Я пытался приподняться, но тело не повиновалось. Мутило. Хашита наклонился, взял меня за кисть и за локоть и рывком поставил на ноги – я словно отскочил от матов. Зубы Хашиты сверкнули в широкой улыбке.
– Все очень просто, – сказал он.
Драгоценности Берты Кул сверкали, подрагивая в такт движениям аплодирующих рук.
Хашита обнял меня за плечи и легонько толкнул назад, подняв мою правую руку.
– Не опускайте, пожалуйста. – Он рассмеялся нервным, невеселым смехом.
Мне казалось, что я неподвижно стою в центре комнаты, а она раскачивается, как громадный маятник.
– Теперь будьте внимательны, пожалуйста, – сказал Хашита.
Он двигался медленно, но в своем, очень плавном ритме. Казалось, я вижу на экране замедленную съемку. Левое колено японца согнулось. Вес его тела переместился вперед и на левое бедро. Он наклонился и повернулся на левой ноге. Правая рука двинулась вперед, пальцы сжимали мое запястье, а левое плечо устремилось вперед – на уровне моей подмышки. Напряжение в его пальцах все возрастало; я уже не мог согнуть в локте правую руку. Он еще усилил нажим, превращая мою руку в рычаг. Точкой опоры служило его плечо у меня под мышкой. Нажим сильнее, еще сильнее, до боли, – и мои ноги вновь оторвались от матов. Тогда он ослабил хватку, вернулся в исходное положение и… улыбнулся.
– Теперь, – сказал он, – попытайтесь вы. Медленно, сначала, будьте добры, медленно.
Он стоял, вытянув вперед правую руку.
Я ухватился за нее. Он оттолкнул меня. Его жест выражал нетерпение.
– Высокочтимый ученик, помните, пожалуйста, о своем левом колене. Согните левую ногу и одновременно действуйте правой рукой, затем поверните ногу и тут же скрутите мою правую руку, чтобы я не мог согнуть локоть.
Я сделал новую попытку. На этот раз получилось лучше. Он кивнул, не проявляя, однако, большого восторга.
– Теперь быстро, будьте добры, и с оружием.
Он взял револьвер и, подняв руку, направил на меня дуло. Я вспомнил о левом колене и рванулся к его правому запястью, но промахнулся на добрых два дюйма и потерял равновесие.
Он был слишком вежлив, чтобы смеяться. И это было еще обиднее.
Я услышал звук шагов по голому полу спортивного зала.
– Извините, пожалуйста.
Хашита выпрямился и уставился в полумрак неосвещенной части зала.
К нам приближался мужчина. Невысокий, средних лет, в очках. Мужчина курил сигару. Его отлично сшитый костюм подчеркивал могучую грудь и скрадывал полноту, но все равно не скрывал узких покатых плеч и округлого, как арбуз, живота.
– Вы тренер? – обратился он к Хашите.
Тот сверкнул зубами и поклонился.
– Меня зовут Эшбьюри – Генри Эшбьюри. Фрэнк Гамильтон посоветовал мне заглянуть к вам. Я подожду, пока вы освободитесь.
Хашита сильными пальцами сжал руку Эшбьюри.
– С огромным удовольствием, – сказал он, с шипением втягивая воздух. – Не присядут ли высокочтимые джентльмены?
Двигаясь с кошачьей грацией, он схватил сложенный деревянный стул, ловко раскрыл его и поставил рядом со стулом Берты Кул.
– Подождете пятнадцать минут? – спросил он. – Очень сожалею, но я занят с учеником.
– Конечно, я подожду, – откликнулся Эшбьюри.
Хашита поклонился и извинился перед Бертой Кул. Затем он поклонился и извинился передо мной. Наконец поклонился и улыбнулся Эшбьюри. Лишь тогда сказал:
– Теперь попытаемся снова.
Я посмотрел туда, где восседали Эшбьюри и Берта. Глаза Эшбьюри были устремлены на меня с кротким любопытством. С меня было вполне достаточно этого спектакля, устроенного для Берты. Присутствие незнакомца делало это представление абсолютно невыносимым.
– Валяйте, – сказал я Хашите. – Я подожду.
– Ты простудишься, Дональд, – предупредила Берта.
– Нет, нет, продолжайте, – вмешался Эшбьюри, кладя шляпу рядом со своим стулом. – Я не спешу. Я… я бы хотел посмотреть.
Хашита вновь повернулся ко мне, сверкнув зубами.
– Мы попытаемся, – произнес он, взяв револьвер.
И снова я увидел его вытянутую руку, скрипнул зубами и сделал выпад. На этот раз я поймал его запястье. И был удивлен, как легко оказалось найти точку опоры. Мое плечо вошло ему под мышку. Я дернул. Эффект был поразительный: ноги Хашиты взлетели вверх, и их контуры обозначились в ярком свете ламп. А в следующую секунду он, как кошка, развернулся в воздухе, высвободил руки и упал на них. Револьвер остался лежать на матах. Я был уверен, что он нарочно обронил его. Но это не уменьшило впечатления, произведенного на аудиторию.
