ПРОЛОГ. Жертва.
Солнце стояло в зените. Сухая, растрескавшаяся от жары земля взвивалась серой пылью под босыми ногами и долго стояла в неподвижном, обжигающе-горячем воздухе, отмечая путь спешащего на юг паланкина. Носилки из красного дерева, украшенные изысканной резьбой и занавешенные дорогими тканями, шестерка рабов, несмотря на жару, несла споро, размеренной трусцой, четко попадая в ритм, задаваемый старшим:
- Эй-йа, эй-йа…
Пот катился по их вискам, от пота лоснились их бронзовые тела, облаченные лишь в набедренные повязки. Но дыхание оставалось ровным, ритм четким, а негромкий голос старшего все так же размерен:
- Эй-йа, эй-йа…
- Быстрее! – раздавшийся из паланкина женский голос был невозмутим, но категоричен. Его владелица явно не сомневалась в своем праве отдавать приказы. Как и в том, что ее приказ будет выполнен.
И рабы действительно побежали быстрее – под палящим солнцем, по иссохшейся, мертвой земле. Где-то там, дальше, за горизонтом, несла свои воды река, и росли дававшие тень деревья, питая корни живительной влагой. А еще там стояла деревня. Обычная, каких много в долине Джамбы. Да и в других долинах немало. Вот только странные боги объявились, по слухам в этих местах. Странные алтари воздвигли, и странные жертвы себе стали требовать.
Слухи в Шаалу дошли не сразу, насторожили их не мгновенно, да и решение принималось не быстро. И вот теперь им надо было успеть.
- Еще быстрее, мальчики! Я знаю, вы можете!
Они бежали. И все же прибыли в безымянную деревушку до того, как солнечный диск задел своим краем вершины далеких гор.
- Дом старосты! – повелительно потребовал старший из носильщиков у первого же встреченного им человека. Им указали.
Носилки внесли во двор и почтительно опустили возле самого порога. Внесли бы и в дом, но там не было столько свободного места.
- Чем могу служить... - склонился в почтительном поклоне хозяин дома, - госпожа? – добавил, когда закутанная с головы до ног в покрывала, но, несомненно, женская фигура появилась из паланкина. Она молча указала ему на дверь в его жилище. – Да, конечно, входите, - засуетился он. – Столь дорогие гости… вам может показаться тесновато…
Ей показалось грязновато, но отвлекаться на подобные мелочи она не стала.
- Дай воды моим людям. Путь был дальний.
- Конечно, госпожа. Сати! Сати, где ты бродишь?! Подай воды! Сейчас все будет, госпожа.
- Не сомневаюсь, - она прошла в дом. Двое рабов последовали за повелительницей, остальные сели на землю в тени от сарая. Чумазая девчушка, должно быть, дочка хозяина, уже спешила к ним с кувшином воды.
В доме водой угощала хозяйка. Рабы пригубили. Госпожа не стала.
- Мне сказали, боги затребовали от деревни особую жертву? – поинтересовалась у старосты.
- Да, госпожа.
- Сегодня?
- На закате дня, госпожа.
- Ее уже выбрали?
- Да.
- Каким образом?
- Жребий.
- Справедливо, - чуть склонила голову гостья. – Что взамен обещали, дожди?
- Дожди, госпожа. Сама видишь, эту землю давно пора напоить.
- С этим спорить трудно. Где девушка?
- Готовится, госпожа.
- Прикажи ее привести. Вместе с теми, кто ее наряжает.
- Конечно, госпожа. Только время… Солнце уже садится.
- Поэтому поторопись. Без награды не оставлю, - из складок покрывала вынырнула изящная рука, продемонстрировала старосте небольшой мешочек.
Тот понятливо кивнул и лично бросился исполнять.
Девушку, назначенную в жертву, привели быстро. Она мелко дрожала, едва держась на ногах, и две женщины постарше цепко держали ее под локти. На причудливо разрисованном лице болезненно блестели огромные, карие, как у всех местных, глаза. Прямые черные волосы были щедро перевиты яркими цветами, ожерелье из цветов висело на шее, цветочными браслетами были украшены запястья и щиколотки. И не скажешь, что засуха. Впрочем, возле реки… Пестрые одежды с набойками в виде птичек (если можно, конечно, назвать одеждой полотнища ткани, которые местные так и не научились сшивать и скалывали в нужных местах булавками) были из довольно грубой, но достаточно чистой ткани, подпорченной разве что несколькими пятнами пота. Но куда без него в такую жару!
- Хорошо, - кивнула госпожа. – Боги услышали твои мольбы, дитя. Ты будешь жить…
Затравленный больной взгляд вспыхнул отчаянной, безумной надеждой. А вот сопровождавшие несчастную женщины, да и сам староста недовольно нахмурились.
- Я займу твое место, - невозмутимо продолжила гостья. – Так решили Высокие Горы. Дождя нет слишком долго. Богам нужна жертва серьезней, чем перепуганная селянка. Все, нет времени на разговоры, - обещанный мешочек прилетел точно в руки старосты. – Ростом и телосложением мы довольно схожи. А лица за столь яркой раскраской толком не разглядеть. Так что не стоит говорить кому-либо о замене. Или совершать публичные действия, отличные от тех, что планировались. Иначе жертва не будет принята, боги разгневаются… А мои люди перережут тебе горло.
Один из тех, кого здесь приняли за рабов, с готовностью кивнул, продемонстрировав короткий клинок. И хотя светлый металл, из которого он был изготовлен, не был знаком деревенским, сомневаться в его отменном качестве и остроте причин не было. Как и в том, что в ход его пустят без раздумий и сожалений. Староста вздрогнул.
- Как п-пожелаешь, госпожа, - испуганно поклонился гостье.
- Желаю так. Никому, слышишь, вплоть до окончания обряда! Даже ее родне. Выйди, я переоденусь.
Пятясь, он удалился. Госпожа тотчас скинула свои покрывала, сняла одежды из тончайшего хлопка и позволила женщинам споро обмотать свои бедра несколькими слоями местной ткани, заколоть глубокие складки бронзовыми булавками, перекинуть верхний край полотнища через грудь на спину, вплести цветы в свои волосы, разрисовать грубыми мазками лицо.
- Я красива? – кокетливо подняла она бровь, обращаясь на языке тои к сопровождавшим ее мужчинам.
- Можно подумать, ты сомневаешься, - не слишком почтительно фыркнул старший на том же наречии.
- Ну, не знаю, - игриво протянула она. – Прежде не доводилось краситься так… обильно.
- Вот непонятно, и что же тебе мешало? – вновь фыркнул ее собеседник, небрежно поигрывая кинжалом.
- Ммм… может, вкус? – госпожа опять чуть вздернула бровь. – Врожденное чувство меры? Нет, это оставь, - вновь перешла она на местный, почувствовав, что пальцы женщины сомкнулись на ее любимом ножном браслете с певучими серебряными колокольчиками. – С этим я еще для богов станцую, - она легонько притопнула несколько раз пяткой, то переступая при этом с ноги на ногу, то не отрывая носка от пола. «Дон–дили-дили, дон-дили-дили, ди!», - привычно отозвались колокольчики, огласив хижину мелодичным звоном.
- Как ты можешь смеяться сейчас, Ади? – второй из ее «верных рабов» смотрел на нее серьезно и напряженно. – А если… если что-то пойдет не так… что-то сорвется? Если ты погибнешь там, Ади?
