– Девочки, смотрите, сторриане!
Леля повернула голову. Посреди главной аллеи Верхнего сада бил простенький фонтан на два рожка, а по ту сторону фонтана под цветущими липами кучкой стояли студенты Гристадского объединeнного университета страль-технологий. Рослые, ладные, сразу видно: старшекурсники.
Вихрастые головы, воротники нараспашку и закатанные рукава форменных курток только добавляли им лихости. Наверное, такими разгорячeнными и бесшабашными бывают герои, только что вырвавшие победу в трудном бою.
Они и были героями. Без этих парней Большие Врата сегодня разлетелись бы в пыль, обрушив горный склон, на котором стояли, и превратив Биен в груду камней.
Сторриане болтали и смеялись. Один из них бросил взгляд в сторону фонтана – и Леля приросла к месту. Всe так же искрились струи воды, падая в оббитую по краям известняковую чашу, звенели в ветвях птичьи голоса, из-за деревьев долетали звуки духового оркестра. Ветерок играл листвой, и кружево теней дрожало над старыми чугунными скамейками, где, как воробьи на гребне крыши, стайками теснилась молодeжь. Краснели плоды на кустах шиповника, в воздухе кружили золотые стрекозы. Детвора с криками носилась по дорожкам сада, и разноцветная каменная крошка хрустела под подошвами маленьких сандаликов. Но Леля ничего этого не слышала и не замечала. Казалось, между ней и сторрианином, глаза в глаза, проскользнул солнечный лучик, связав их незримо и прочно, как страль-поток связывал Сторру и Смайю.
Самое смешное, что она даже не рассмотрела его толком. Русоволос и довольно высок – вот, пожалуй, и всe.
– Лелька, ты что, влюбилась? – прозвучало над ухом.
Еe стали тормошить, и Леля вынырнула из своего сна наяву, невольно разорвав зрительный контакт.
Раздался новый вскрик:
– Ой, девочки, они идут сюда!
Сторриане и правда направлялись к ним. Всей гурьбой, пересмеиваясь и подначивая друг друга.
Ясно синели небеса, знойный день пах мeдом и мечтами. Подруги жались в кружок, трогали косички, оправляли ситцевые платьица и, хихикая, в волнении переступали стройными загорелыми ногами в белых носочках и туфельках с ремешками через подъeм.
Леля снова поймала взгляд «своего» сторрианина, и у неe стеснило грудь от предчувствия чего-то важного, нет – главного в жизни.
– Привет, девчонки! Куда это вы, такие красивые, и без нас? – произнeс нахальный голос с характерным жeстким выговором.
Перед Лелей, загородив собой других, остановился плечистый парень. Глаза у него были синее полевых васильков, на лоб картинно падали смоляные завитки, а такие лица с утончeнно-мужественными чертами она видела только в кино. Парень прищeлкнул языком:
– Вот это косы!
Леле достались удивительные волосы: цвета спелой пшеницы, с янтарно-золотыми и светло-льняными струями, волнистые, густые, едва не до колен, и своевольные – сколько ни подбирай, как ни стягивай, всe рассыпались. Леля делила их на две косы; одна получалась слишком тяжeлой, и заплетать еe было трудно.
Синеглазый сгрeб в горсти обе косы, восхищeнно покачал на ладонях, перебирая пальцами пушистые концы.
– Эй, Ферди, лапы придержи!
Нахала оттеснил другой студент. Ниже ростом, не такой красивый: нос крупнее, скулы шире. Но – тот самый. И глаза совсем обыкновенные, серые с голубым. Те самые.
– Привет. Я Рик.
– Леля.
Ей и в голову не пришло назваться полным именем. Для всех она была просто Лелей – дома, на улице, в школе, а теперь и в училище.
Она сама вложила руку в жeсткие горячие ладони сторрианина и загляделась: вовсе не обыкновенные у него глаза – будто огни в вечерней дымке. Лицо… Хорошее лицо, лучше не надо!
Рик улыбнулся:
– Какое у тебя имя.
– Какое? – спросила она.
– Круглое. Сладкое. Как леденец. Или карамелька. Ле-ля, – произнeс он по слогам, растягивая гласные и будто перекатывая их на языке.
– Не люблю сладкое, – сказала Леля, сердясь на Рика, а больше на себя. За пунцовые щeки, за руку в его руке, за мурашки, бегущие по плечам, и за то, что она не хочет, чтобы это кончалось.
– А что любишь? – спросил он.
– Пирожки.
Сначала они шагали скопом, парни в серых куртках и девушки в цветастых платьях, и так удивительно совпало, что для каждой нашeлся кавалер. Леля с Риком шли вместе со всеми. Вот только что шли – и вдруг отстали. Она видела, как удаляются спины, серые и цветастые, и синеглазый Ферди что-то говорит на ухо рыжей красавице Астрид…
– И где тут у вас пирожки? – спросил Рик.
– На Гульбище, – ответила Леля.
Так жители Биена прозвали обширную площадку над кручей, с которой открывался вид на долину, лежащую в морщинистых ладонях старых низкорослых гор. Внизу блестел ручей, на изумрудных холмах клубились облачка овечьих стад. Выйдя из тени садовых аллей, горожане и приезжие замирали в восторге перед этой картиной. А едва отводили взгляд, Гульбище затягивало их в водоворот немудрeных соблазнов. Свежий ветерок с покатых вершин резвился среди аттракционов, палаток и лотков с сувенирами, напитками, сладостями, мороженым и выпечкой, разнося по округе аппетитные запахи.
Румяные пирожки с телятиной были обeрнуты в плотную серую бумагу, но Леля с Риком всe равно перемазались жиром и соком. У Рика нашeлся носовой платок – белый, из тонкого льна, с вышитой монограммой «Р». Леле было жаль пачкать такую красоту, и Рик сам бережно промокнул ей губы и подбородок.
Его дымчатые глаза стали ярче и темнее. У Лели пылали щeки – должно быть, от солнца. Мама говорила, румянец ей к лицу: кожа становится нежно-розовой и даже при сильном волнении алеет не резко, а приятно, придавая облику живости.
Было людно. Казалось, весь Биен высыпал на воздух праздновать избавление от угрозы. Пока Рик вытирал Леле пальцы, один за другим, медленно и тщательно, она заметила соседского паренька Нильса Карпета. Он ел мороженое, пристроившись у двух тантамаресок – фотостендов с прорезями для лиц. Напротив стояла камера в деревянном корпусе на треноге, рядом сидел на корточках унылый фотограф. Обычно он зарабатывал съeмкой приезжих. Но сейчас чужакам было не до местной экзотики. Все ждали команды к отбытию. Нильс Карпет смотрел на Лелю исподлобья, и мороженое сливочными струйками текло по его руке.
Рику тоже захотелось мороженого. В Гристаде сейчас стояла глубокая осень, и в своeм плотном шерстяном сукне Лелин кавалер изнывал от жары.
Сторра вообще была холоднее Смайи. Из-за этого, наверное, и родилась поговорка: «У сторов холодная кровь».
В десяти шагах от тележки с пломбиром и эскимо пристроилась бочка, из которой в толстые кружки разливали яблочный сидр.
– Возьмeм?
Леля помотала головой.
