О книге
Звуки родного двора. С детства запавшие в душу, они остаются с нами на всю жизнь. В родном дворе, на родной улице мы впервые встречаемся с людьми, которые нам нравятся или не нравятся. С проявлениями добра или зла, великодушия или бессердечия, жестокости. Что-то радует, что-то возмущает, что-то заставляет переоценить свои поступки. Так и эта книга. В ней, я уверен, каждый читатель обнаружит хорошо знакомые ситуации.
Бездомный щенок и приютившая его девушка. Ребенок, захваченный боевиками с целью получения выкупа. Ставшая жертвой постсоветской неразберихи в стране отправляемая «в никуда» семья турка-месхетинца. Мечтающий о счастье и обретший его мальчик из специализированного детского дома. Женщина, превратившая опустившегося бомжа в рыцаря. Журналист, вступивший в конфликт с чиновниками. Все это – далеко не полный перечень персонажей повестей М. Закарьян.
Один из героев книги говорит: «Счастье – это когда нет несчастья». Эти слова могли бы стать эпиграфом книги. Книга убеждает, что от каждого из нас требуется не так уж много – поставить себя на место тех, кто нуждается в помощи или защите. Человек не может считать себя счастливым, если не замечает несчастье других.
На протяжении многих десятилетий наши литераторы восславляли людей подвига. В повестях М. Закарьян нет таких героев, как нет ни злодеев, ни откровенных любовных сцен. Есть взятые из реальной жизни люди, с их достоинствами и пороками, есть и люди, незащищенные в условиях жестокой действительности.
Внимание бедным, незащищенным людям – одна из лучших традиций отечественной дореволюционной литературы. И отрадно, что в повестях книги М. Закарьян «Звуки родного двора» предпринята попытка возродить эту традицию.
Алексей ИГНАТКИН,
Заслуженный журналист Кубани,
лауреат конкурса «Золотое перо Кубани».
Счастье – это когда нет несчастья
– Никита! Ни-ки-туш-ка!
Не по возрасту звонкий голос бабы Вари разносился по всему кварталу.
– Иди обедать! – командовала она с балкона трехэтажного дома.
Никита, любимый внук и гордость бабы Вари, важно восседал на верхушке жердели, разросшейся напротив дома.
– Тебя как угораздило так высоко забраться? – спросила его незнакомая женщина.
Никита не нашел аргументов в пользу своего времяпрепровождения на треснувшей под ним ветке, но послал озорную улыбку семилетнего пацана вслед уходящей женщине.
– Никита! Тряхни еще раз, сильнее! – требовал его шестилетний друг. Он стоял под деревом с кастрюлей в два раза больше его самого.
– Не могу! У меня болит живот, – отмахнулся Никита и с ловкостью скалолаза слез с дерева.
– Ленька, их под деревом валом, – возмутился Никита и начал собирать разбившиеся о землю жердели.
– Хватит! Пошли домой. Тебя баба Варя на обед звала, – убедил Ленька друга.
С перемазанными рожицами, но довольные собой, мальчишки занесли полупустую кастрюлю в кухню бабы Вари. Та сразу же поняла, что большая часть урожая осела в животах «собирателей». Но кое-что попало и в кастрюлю.
Во второй половине дня в туалет невозможно было попасть. Съеденные жердели давали о себе знать каждые 15 минут. Ко всем бедам добавилась еще одна. Сломанный замок в туалетной двери окончательно вышел из строя, замуровав сидящего на унитазе Никиту.
– Здесь же черным по белому написано: «Не защелкивать! Замок испорчен», – ворчала баба Варя.
– Не черным по белому, а красным карандашом, – донесся за дверью голос Никиты, заглушенный звонками.
Почему-то все звонки в доме раздавались в самое что ни на есть неподходящее время. Вот и сейчас подняли шум в квартире одновременно два звонка. Звонили телефон и дверной звонок. Баба Варя бросилась к телефону:
– Не может быть. Это невозможно, – утверждала она в трубку. Но на другом конце провода с ней, судя по выражению ее лица, не соглашались. Она бросила трубку и побежала открывать дверь. В подъезде стоял Иван Васильевич Погремушкин, сосед из тринадцатой квартиры. Баба Варя патологически боялась этой цифры и всего, что связано с ней. 13-го числа каждого месяца она старалась не выходить далеко за пределы дома, объясняя свое поведение суеверием. Но назвать ее суеверной было бы несправедливо. Однако, выпив утром чашку кофе, она разглядела в кофейной гуще злополучную цифру 13 и тяжело вздохнула. На душе стало неспокойно: цифра предвещала нехорошее. По недовольному виду соседа баба Варя поняла, что произошло что-то невероятное.
– Верните руль! – вращая глазами, требовал сосед.
– Какой руль? – хватаясь за сердце, переспросила баба Варя.
– От моей разобранной машины! – угрожающе требовал сосед.
В туалете стало подозрительно тихо. Даже не слышно было стекающей по трубам в унитаз воды.
– Ты жив? – постучав в туалетную дверь, спросила баба Варя.
Никита ответил воплем, симулируя боль в животе.
– Ленечка! Куда подевали руль от машины? – кинулась она к спрятавшемуся за штору Леньке.
– Отдали дядечке в обмен на жвачку.
– Какому еще дядечке?! – топая ногами, кричал Погремушкин.
– В серой кепке. Со змеей на руке, – запинался голос из-за шторы.
– С какой еще змеей в руке? – пытал сосед.
– Не в руке, а на руке! Я правильно поняла тебя, Ленечка? – пояснила баба Варя. – Понимаете, Иван Васильевич, у нас захлопнулась дверь, а… Никитушка там… за дверью, – оправдывалась она перед соседом, который, к ее удивлению, куда-то исчез.
Воспользовавшись долгожданной паузой в суматошном дне, баба Варя отсчитала 60 капель валерьянки в стакан с водой, морщась, выпила настойку и завалилась в кресло, не позволяя поддаться раздражению.
– Бабуль! Тебе же врач приписал 73 капли, опять на 13 ошиблась, – консультировал за дверью Никита, напоминая бабушке о возрасте.
– Ишь ты, профессор! – устало улыбнулась баба Варя и вскочила от сильного стука в дверь.
Это Погремушкин орудовал отмычкой в двери, которая легко поддалась его натиску и, к удивлению всех, открылась.
– Куда дел руль? Последний раз спрашиваю! – вращал глазами Погремушкин перед дующимся на унитазе Никитой.
– Живот болеть перестанет, тогда и вспомню, – выкрутился Никита, издавая характерные, как и подобает текущей клинике, звуки.
– Ты что мычишь? Куда подевали руль? – продолжал свое следствие Погремушкин.
Слава Богу, баба Варя пришла на выручку и вывела Ивана Васильевича из туалета. Никита получил шанс завершить начатое на унитазе дело и достойно выйти из сложившейся ситуации:
– Дядя Ваня, не расстраивайтесь, я вместо руля фонарик свой отдам.
Через минуту Никита предстал перед Иваном Васильевичем с фонариком, подаренным ему в день рождения отцом. Баба Варя была очень удивлена, догадываясь, насколько желанна и бесценна была эта вещь для Никиты.
Погремушкин взял фонарь, повертел его в руках, разглядывая со всех сторон, затем засунул во внутренний карман не первой свежести пиджака и произнес:
