АННА ШТУМПФ «2020»
АННА ШТУМПФ «2020»
Пролог
Фигура приближается… Приближается, будто проявляется картинка на фотобумаге. Вот возникли очертания плеч, затем задвигались ступни, и вверх поползли линии как всегда безупречно отутюженных брюк.
Рядом с ботинками нарисовались два длинных уха, болтающихся из стороны в сторону. Задвигались лапы. Перевожу взгляд наверх – проявилась шляпа, и очертились строгие вертикали костюма. Резко приближается знакомое лицо. На меня насмешливо смотрят карие глаза, в улыбке чуть двигается крючковатый кончик носа. Не может быть… От ярости мне не хватает воздуха.
– Зачем вы снова здесь?!
Слышу лишь тихое дыхание его собаки. Она садится у ног хозяина и высовывает мокро-розовый язык.
– Здравствуй, Мария.
Исподлобья вглядываюсь в молчащее лицо, в холодные глаза. Его голос звучит только у меня в голове. Он молчит. Собака сглатывает слюну и смотрит вверх темными блестящими глазами. Хочется кричать от бессилия. Сжать кулаки и на выдохе закричать.
– Вам все мало?! Опять смерти? Снова боль и горе?!
– Мне казалось, ты все поняла… Помнишь, Помпеи? Индианку? Авиньон?
Хочу оглянуться, но не могу. Вокруг нет очертаний города или квартиры. Только его четкая подтянутая фигура в безупречном костюме. Только любимая собака у ног. Не слышу никаких посторонних звуков, кроме собачьего дыхания. Я сжимаю пальцы и чувствую, как до крови впиваются ногти в кожу:
– Что мне сделать, чтобы вы больше не приходили? Никогда не приходили?!
Собака печально смотрит на меня, затем поднимается и двигается вслед за хозяином. Их фигуры тают, как в ночных сумерках прячутся до утра силуэты домов. Тают и прощальные слова:
– Вспомни… Вспомни 2020…
***
Резко и внезапно проснувшись, она глубоко дышала, вцепившись пальцами в одеяло. С усилием встала, прошлась по комнате. Глянула на изображение в подсвеченной светодиодами фоторамке – серьезный черноволосый парень с улыбающейся девочкой на руках смотрит прямо в объектив. Ребенок бережно прижимает к себе щенка спаниеля. Фотография украшена подписью – «Олежка и Маруся, июнь 2041, Крым».
Нажав на кнопку, пожилая женщина молча наблюдала, как сквозь ползущие вверх жалюзи комнату наполняет предрассветный питерский полумрак.
Она прикрыла глаза.
«Вспомни…»
Глава 1
Олежек вприпрыжку соскочил со ступенек:
– Раз! Два! Три! Четыре! – подхватил самокат.
У магазина мы столкнулись с Верой и ее Никиткой – ходит вместе с моим в одну группу детского сада. Никита на велосипеде.
– Привет. На площадку?
– Привет, Маш. Давайте.
Вера традиционно оглядела меня:
– Ты еще больше похудела! Молодец. Пятьдесят семь где-то?
– Пятьдесят пять. Для моих метра шестидесяти семи самое то.
Вера кивнула. Она тоже следит за весом. Чего не скажешь о волосах – сидим два месяца без салонов, никак не привести в порядок стрижку. Вере проще – заколола свои длинные в пучок и побежала. У меня стрижка пикси, и ее нужно поддерживать раз в месяц.
Детская площадка снова перетянута полосатыми лентами. Вчера чей-то папа размотал и оторвал эти нелепости. Коммунальщики с упорством лепят их каждый божий день. Пусть лепят. Работа у них такая. Вера вздохнула:
– Ну, вот скажи, какой толк отгораживать от нас площадку? Мы и так дома все сидим. Ну, в магазины ходим. Ну, с Терри гулять… Детям уже и во дворе нельзя – воздухом дышать? На балконе гулять прикажете?
– И не говори. У тебя есть знакомые с вирусом?
– Откуда?
– И у меня нет. Они там у себя в Москве поразнесли какую-то мнимую заразу, а нам теперь дома сиди. Мне ребенка в окно высовывать ради кислорода?
Вера закатила глаза:
– Достало все ужасно. Не могу больше дома сидеть.
Дети с визгами носились по огороженной площадке. У подъезда на скамейке расположились старушки. Они считают, что находятся в зоне риска в силу возраста, но без свежего воздуха отдадут Богу душу раньше, чем от вируса. А старая закалка не позволяет ослушаться – сидят возле парадной, чтобы шмыгнуть внутрь, если в конце двора покажется участковый. Причем, сидят в масках и перчатках.
– Бог ты мой… Если б не интернет-магазины, я б не выжила, Маш, – Вера сменила тему и теперь смеялась над своей расточительностью.
– Кстати, Маш! – она быстро водила пальцами по экрану смартфона. – Звонила Филипповна – сказала, что на следующей неделе в саду можно сделать прививки по графику. Типа, чтобы не отставали от плана.
– Пфф. У нас есть такие, кто вообще эти прививки делает?
– Ну, мы все в чате обсудили – ты чего-то не написала только – нас никого это не касается. Мы не делаем прививки.
– Ой. Вер. Где этот коклюш? Где этот полиомелит? Столбняк? Ну, мы же не в подвале живем, чтобы заразу подхватить, ну?
Вера махнула рукой. Я кивнула – еще с рождения Олежки участковая педиатр меня доставала с прививками. Отказы от очередных предложенных ею АКДС и прочей ерунды привыкла подписывать уже не глядя. Две тысячи двадцатый год на дворе!
Я подобрала брошенный Олежеком у качелей самокат:
– Жду-не дождусь, когда салоны откроются. Вер, а может, подпольно? Мне бы подстричься. Да и маникюру уже два месяца. Ужас… Фигню развели какую-то – не перекусить нигде, не примерить ничего! Во, видела? – демонстрирую Вере отросший гель. – Хорошо, что Паша не видит… Если что и есть позитивное от этой изоляции, так это время свободное – читаю больше.
– А, точно, ты же – филолог у нас.
– Редактор.
– Как ты все успеваешь?! Читать еще! – Вера фыркнула.
После получаса беготни и игр все-таки удалось развести детей по домам. Еще один день сурка клонился к закату.
Вместе мы ждали окончания самоизоляции. Мы устали. А больше всего устали ждать папу, который застрял в командировке в Мехико. Рейсы отменены, и когда начнется авиасообщение – непонятно. Пока мы каждый день на связи по зуму. Скучаем ужасно. Если поначалу были обещания вывозных рейсов и надежды на скорую встречу, то сейчас мы живем надеждой воссоединения любым способом. «Жду. Скучаю. Целую», – каждый день говорю я Павлу. Он оброс и реже бреется. Смеется, что в отличие от ситуации у Робинзона Крузо, его соседи не расположены к людоедству. К надеждам на встречу добавилось особое чувство – обострилось желание жить памятью. Воспоминания приобрели новый вкус – вкус вариаций. Перебираешь события и переставляешь их местами, как книги на полке – что-то более нужное ставишь поближе, а то, о чем думать не настроена – ставишь вглубь.
Я заглянула к сыну – он собирает что-то из крохотных пластмассовых прямоугольничков. Лего его страсть. Муж привозит ему конструкторы отовсюду – со всех концов света. Наш сын очень талантлив. Поиграв с новым набором, он разбирал его до основания и собирал что-то новое, вкупе с прежним, согласно таинственному плану. Говорил, что это сюрприз.
