Едва матовые двери разъехались, в зал повалил поток дождавшихся багажа гостей города и вернувшихся из поездок местных. Опытные таксисты не стали разбегаться вслед за первыми пассажирами рейса Париж – Санкт-Петербург. Первыми выходят русские туристы. Петербуржцы. Им услуги частников не нужны. Питерцы заказывают такси в приложениях. Или полагаются на родственников и друзей с машинами. Другое дело – европейцы. Особенно в такой год. Чемпионат мира по футболу привез в город толпы иностранных туристов. Если их не встречает представитель отеля, что редкость, можно неплохо заработать – до нескольких тысяч с одного наивного иностранца. А лучше – иностранки.
Первая волна прилетевших схлынула, и взорам встречающих предстала молодая, но уже не юная парижанка. Ровный светлый цвет лица, аккуратно и неброско накрашенные глаза, темно-каштановые волосы небрежными волнами огибали белый шарф на тренче цвета морской волны с поясом, переходящем в темно-синие джинсы и белые полуботинки, – элегантность облика оттеняла легкая надменная полуулыбка. Француженка стояла перед услужливо распахнутыми дверями, спрятав одну руку в карман тренча, другой придерживая темно-синий чемоданчик, и осматривала уставившихся на нее людей. Ладная, но очень худая фигурка неспешно двинулась упругим шагом пантеры сквозь образовавшийся людской коридор, как по подиуму, словно начался показ мод.
Женщины исподтишка провожали парижанку взглядом – кто завистливым, кто любопытным.
– Мадам! Такси, такси! – Пожилой водитель выхватил ее зорким взглядом и в полупоклоне приподнял фуражку, щедро скалясь.
– Bonjour, monsieur! – чуть хрипло ответила она и пожала плечами.
Таксист разочарованно присвистнул вслед прямой спине и независимому тону приветствия. «Экая коза гордая… Месье… Все вы там такие… Подумаешь…» Отвернулся.
Парижанка остановилась. Неторопливо осмотрела небольшой зал. Легко подхватив чемоданчик, спокойно зашагала в кафе с вызывающими красно-коричневыми стенами. Ее приветливо окликнули юные официантки, на что француженка изящно кивнула и улыбнулась – только губами. Девушки жестом пригласили гостью сесть за столик и суетливо принесли красную книжечку меню.
Галльская гостья все так же молча открыла первую попавшуюся страницу и указала на кофе с круассаном. Аккуратно закрыла и отложила книжицу, твердо дав понять, что уговаривать на иные яства бесполезно. Без суеты размотала шарф, ловко бросила на стул, расстегнула тренч. Затем откинулась на спинку и положила ногу на ногу. Глянула на массивные стальные часы на правом запястье.
Кофемашина загудела, выпустила пар и наполнила чашку ароматным напитком. Официантка, молча поставив тарелку с выпечкой и заговорщицки пододвинув поближе чашку с дымящимся кофе, улыбнулась от души:
– Приятного аппетита!
Глаза парижанки впились в ее разукрашенные руки, затем она вгляделась в лицо девушки. Улыбка тут же сползла со смущенного девичьего лица. Официантка могла бы поклясться, что гостья смотрела сквозь, будто увидев что-то на стене кафе. При этом черты лица француженки заострились и окаменели.
Девушка деликатно удалилась.
«Татуировка… Змея. Или дракон…»
Она закрыла глаза. «У него тоже был змей с красным раздвоенным языком… Он так хотел убить меня…» Ладони напряглись и легли на стол. Столешница скрипнула. «Ладно, не сдерживай себя. Вспомни… Вспомни, как ты бежала отсюда».
Проходя через металлоискатель, Анна постаралась расслабить губы, нарисовала легкую улыбку. Лишь бы не выдать комок в горле и холод в желудке.
Главное – пересилить себя и не оглянуться. Хотя бы сейчас.
Девушка покорно позволила сотруднице контроля в форме провести прибором вдоль тела. Ничего не зазвенит. Нечему звенеть. Чемодан легкий, полупустой. На ней самой серый свитер и джинсы. Ничего запрещенного, вне закона.
Только не обернуться. Ничем не выдать себя. Анна легко подхватила маленький серый чемодан и выдвинула длинную ручку. Прокатила пару метров, спрятала ее и понесла чемодан в руке. Кровь гулко шарахала в виски, отдавая внутрь головы. Вокруг плыли довольные улыбающиеся лица. Семьи летели на весенние каникулы – в Европу, в Таиланд, в Турцию. Дети важно катили крошечные цветастые чемоданчики. Самые маленькие несли рюкзаки в виде животных. Шли разряженные во все лучшее мамы с выражением счастливого ожидания на лицах. Небритые отцы рыскали взглядами в поисках баров.
Анне хотелось слиться с этой толпой, сделать вид, что она одна из них, что она тоже летит отдыхать, пить разноцветные коктейли и фотографироваться с говорливыми попугаями на пляже, а ее чемодан пустой, потому что привыкла летать налегке и все покупать на месте… «Кого… ты… обма… ныва… ешь?» – стучала в голове кровь.
«Ты не одна из них». Она съежилась и быстрее зашагала по сверкающему полу. Отражались витрины бутиков. Навязчиво лезла в глаза надпись «Duty Free St Petersburgh». Анна не поднимала глаз на манящие полки. Сейчас важно быстрее миновать просторный холл первого этажа и забиться куда-нибудь подальше, где не найдут.
То, что ее ищут, она даже не сомневалась. Вопрос лишь в том, как и где станут убивать. Скорее всего, не здесь. Слишком людно. С другой стороны, идеально, чтобы сымитировать сердечный приступ, скажем. Демонстративно увезти «труп» на каталке. Доставить на ближайшую к аэропорту свалку. И всё. Теперь искать никто не станет – некому.
Поднявшись в ресторанный дворик, Анна выбрала закуток за «Бургер Кингом» и присела на край чемодана. Обтирая вспотевший лоб платком, она прикрыла глаза и мысленно слилась со стенкой. Обессиленная ладонь упала на чемодан. Уголок, в котором она спряталась, довольно укромный. Это только на руку. Сюда долетал шум с кухни. Она гремела голосами, там бренчали посудой, и оттуда плыли ароматы. «Господи, ну я же умная, талантливая и, в конце концов, недурна собой. Боже! Ну почему я все время должна убегать от смерти? За что меня хотят убить?! Ну почему происхождение так много решает в этом всемогущем двадцать первом веке?!»
Резко дернувшись, девушка открыла глаза. Нельзя засыпать. Сон – роскошь. А из роскоши в распоряжении сейчас была только жизнь. Как игла в Кощеевом яйце, хрупкая и желанная добыча. Она прислушалась. Хоть бы здесь не опоздать. Нельзя пропустить самолет. Это шанс на жизнь. А жизнь – это ненависть.