посвящается моей маме
– Мама, у вашей дочери рак. Если срочно не начать химиотерапию, она умрет через два месяца.
Спасибо моей маме – я не знаю, хватило бы моих сил пережить то же самое, что и тебе.
Спасибо семье – папе, брату, бабушке Алле и дедушке Васе. Вы были рядом настолько, насколько это мог каждый из вас.
Спасибо Ничушкиной Инессе Викторовне и Батурину Николаю Юрьевичу. Ваш профессионализм победил мой диагноз.
Спасибо Дзгоевой Фатиме Хаджимуратовне. Страх меня убивал, и ваша помощь была невероятно важной.
Спасибо Пантелееву Игорю Владимировичу за идеальный шрам.
Спасибо Румянцеву Павлу Олеговичу. Я доверилась вам так, как не доверялась ни одному врачу в жизни.
Спасибо Ивановой Надежде Михайловне и Петриченко Анне Викторовне за то, что вспомнили и за то судьбоносное разрешение провести первый праздник.
Спасибо Панамаревой Елене Николаевне и Чистяковой Екатерине Викторовне за то, что стали друзьями!
Спасибо Белокрылову Ивану Александровичу и Фоменко Наталье за постоянную помощь, а так же всем сотрудникам НПЦ спец. мед. помощи им. В. Ф. Войно-Ясенецкого, с которыми довелось общаться. Вы позволили быть рядом, помогаете в нашем деле, цените нас и в нас верите.
Спасибо всем детям и родителям из наших онкоотделений. Вы пустили меня так близко, что позволили стать частью вашей судьбы.
Спасибо Максиму Рыбникову. Ты стал тем удивительным случаем, который открыл мне дверь в этот мир.
Спасибо Ире Сидоровой, которая подготовила все документы для регистрации фонда. Ты даже не представляешь, насколько твоя помощь мне важна.
Спасибо моим друзьям – Ане Мамонтовой, Наташе Мосаловой, Саше Матрос, которые поддерживали и помогали в самое сложное время.
Спасибо Glam Go! и лично Саше Трубникову за доверие и невероятную помощь, без которой не было бы того, что получилось.
Спасибо моей команде:
Наташе Веневой за то, что, несмотря на свою беду, была рядом тогда, когда без тебя я бы не справилась. Насте Исаченко за то, что разделяешь ценности слабоумия и отваги. Ире Детинченко за то, что готова феячить по первому зову. Кате Ильченко за то, что принесла свой опыт именно к нам.
Спасибо каждому, кто помогает нашему фонду информационно, материально и мысленно. Спасибо волонтерам и ведущим.
Спасибо моим детям – без вас я была бы другой.
Спасибо моему мужу – ты самая большая награда. Я люблю тебя.
Она лысая. Лысая и белая. Сидит на банкетке, терпеливо ожидая своей очереди. Лет двенадцать–тринадцать. На голове тоненькая шапочка, обтягивающая оголенный череп. На лице медицинская маска, что держит оборону от полчища микробов. Видны только ее глаза и диагноз. Диагноз девочки очевиден. Рак.
В висках начинает нестерпимо стучать.
Нас направили в эту больницу с дочерью для госпитализации в педиатрическое отделение. Причина – ерунда, но нужно было обследовать. О том, что здесь, в этой почти подмосковной глуши, есть отделение детской онкологии, я даже не знала.
Потеют ладони, вытереть… обо что бы вытереть…
Толпа детей, нервные родители, много звуков, жалобы, крики, возгласы, суета – приемное отделение готово вот-вот взорваться своими бетонными мышцами. Нечем дышать, негде сидеть. Здесь собрались маленькие пациенты с разными диагнозами – каждый из них скоро окажется в палате нужного ему отделения. Я слышу разговоры – одни родители сидят два часа, другие три. Все устали, все злятся, все ругаются и пристают к проходящим мимо медсестрам. В этой какофонии все сложнее сохранять спокойствие.
Кружится голова, неприятно пересыхает во рту.
Лысая девочка. Я не могу перестать на нее смотреть. Худая, маленькая. Ее тело, такое тонкое, будто вырисовано на листе бумаги остро наточенным карандашом. Мама с целой горой документов стоит рядом со мной. Очки. Длинные темные волосы. Слегка взлохмачена. Совершенно спокойная, сдержанная мама. Она не ругается, не требует. Она существует отдельно от всей этой рутинной суеты вокруг. Она в себе. В дочери.
Начинает тошнить.
Девочка играет в телефон. Девочка-подросток у которой рак, сидит перед моими глазами и играет в телефон. Моя дочь носится по этажу, за ней бегает муж, а мои мысли занимает только эта девочка. Голос. Внутри меня голос.
Подойди. Заговори. Ты не можешь просто так уйти. Пора.
Двадцать лет я не видела этих лысых и белых детей. Не хотела видеть. Пряталась от них. Пролистывала просьбы о помощи в сети, переключала каналы, куталась одеялом, лишь бы не.
Посмотри на нее. Маленькая, худенькая девочка. Ты должна помочь ей.
Эти дети выжигают что-то внутри, оставляя опаленную равнину, на которой уже ничего не вырастет. Нет, милая девочка с телефоном, когда я вижу тебя, мне хочется плакать. А я больше не могу. Выплакала все еще там, в 1998-ом.
Так вернись, забери все то, что там оставила. Маша, пора.
– Здравствуйте, – улыбаясь, говорю я ее маме, пряча в карманы вспотевшие ладони, – вы давно в очереди? А меня Маша зовут.
Мы идем с мамой от метро по бульвару к дому. У меня все в семье называют эту дорогу «бульваром», а я не знаю почему. Мне всегда казалось, что слово «бульвар» смешное. Мама плачет.
Я в шапке. Я ее не люблю. Она называется «берет». Мама говорит, что мне идет, а мне не нравится – она постоянно сползает на глаза. Я иду в этой шапке, снова и снова задираю ее наверх. Из-под шапки торчат мокрые волосы, они прилипают к лицу. На улице тепло, но шапку снимать нельзя – бабуля всегда боится, что «продует». Я хочу ее снять, но мама и так плачет. Не буду ничего говорить. Потерплю.
Я сегодня не ходила в школу, потому что мы с мамой ездили к врачу. Я учусь во втором классе. В школе меня называют «Прутик», потому что я самая худая в классе. Это Саша Филимонова придумала, а Каринка подхватила. Им смешно, когда они кричат «Прууутииик!», а я не обижаюсь.
Мы с мамой постоянно ходим в какие-то поликлиники и больницы. Раньше никуда не ходили. А потом я съездила в Одессу в лагерь и после этого стали ходить.
В лагере было все ужасно. Я постоянно плакала и хотела к маме. А еще у меня там сильно болел живот. Медсестра говорила, что я съела что-то грязное. А я не ела грязное, но она мне не верила. Потом я вернулась домой и рассказала маме, что он сильно болел. Она сказала, что пройдет. А он не проходил. Болел и болел. Поэтому мы и стали ходить к врачам.
Оказалось, что когда болит живот, его смотрят на УЗИ. Это когда такой штукой водят и щекотно. УЗИ я не люблю, потому что его делать нужно тогда, когда очень сильно хочется писать. Каждый раз мама дает мне пить много-много воды, и мы сидим в очереди. Ждем. Я всегда пью, хочу писать, а мне говорят не писать и ждать еще. Как-то это все по-дурацки. Я всегда боюсь описаться. Особенно, когда врач сильно прижимает эту штуку к моему животу.
