Генерал-полковник Ладыгин Фёдор Иванович, начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооружённых сил Российской Федерации (1992–1997 годы):
«Чем меньше армия, тем более мощной должна быть военная разведка».
Генерал армии Корабельников Валентин Владимирович, начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооружённых сил Российской Федерации (1997–2009 годы):
«Подробные доклады об обстановке каждое утро ложатся на стол министра обороны, начальника Генерального штаба Вооружённых сил, а в последующем представляются руководству страны для принятия соответствующих решений.
Наша информация поступает от всех добывающих органов военной разведки, многократно сопоставляется и проверяется аналитическими подразделениями. Также добавлю: военная разведка – не единственный источник внешней информации для руководства страны. Есть и другие».
Другими словами, командование ГРУ и Генштаба уделяет огромное внимание такому фактору добытой информации, как достоверность. Непроверенную информацию никто не будет докладывать руководству страны.
Генерал армии В.В. Корабельников в своё время (в описываемое мною время) также говорил:
«Офицер военной разведки – это в первую очередь преданный Отечеству, верный конституционному долгу, отлично подготовленный специалист с развитым профессиональным мышлением. Он психологически готов решать специфические задачи в любом регионе и в любой обстановке. Сегодня в ГРУ служат и работают высококвалифицированные специалисты, владеющие двумя-тремя иностранными языками, среди которых более 500 кандидатов и докторов наук».
А всегда ли есть возможность проверить информацию, добытую нелегальным резидентом?
Конечно, нет. Особенно если она совершенно эксклюзивная. Поэтому в ГРУ Генштаба огромное внимание уделялось качеству источника информации, а именно: насколько должностное (служебное) положение завербованного агента соответствует уровню добытой информации, насколько сильна его мотивация, насколько агент подготовлен и интеллектуально развит для безусловного соблюдения требований безопасности.
Рон как источник информации по своему должностному положению был очень ценным. Мне трудно сказать, насколько он был эксклюзивен, но, судя по тому, что как-то генерал Крупин упомянул в одном из сообщений, что некоторыми вопросами, связанными с Роном, занимается руководство ГРУ, можно было сделать вывод о том, что к делу (анализа ситуации) подключился не менее чем заместитель начальника ГРУ, а возможно, и первый заместитель. Эти факты сами по себе говорили об особой важности Рона как будущего агента. Моего агента!
Несмотря на свою занятость, частично усталость (не только от службы), в определённой степени страх и, как следствие, осторожность, я постоянно готовился мысленно (теоретически) и практически (написание диалогов) к решающему бою с Роном – эндшпилю (в шахматной партии).
Эндшпиль – это заключительная часть шахматной или шашечной партии. Провести границу, отделяющую середину шахматной партии (миттельшпиль) от конца (эндшпиля), возможно не всегда. Обычно игра переходит в эндшпиль, когда разменяно большинство фигур и нет характерных для середины игры угроз королям. Как правило, в эндшпиле основной задачей является не поставить мат, а провести пешку в ферзи и таким образом добиться решающего материального преимущества.
Стратегическая цель эндшпиля – проведение одной из пешек в ферзи – определяет возрастающую роль пешек. Если в середине игры перевес одного из партнёров в одну пешку обычно решающей роли не играет, то в эндшпиле он во многих случаях достаточен для выигрыша.
Именно такая задача была передо мной, именно так (в точности до единого слова) я собирался завершить этот бой.
Как только Рон, полковник армии США, который служит в Объединённом штабе Комитета начальников штабов (в масштабах этого штаба он самая настоящая пешка), становится нашим агентом, то он сразу же становится нашим ферзём. Ну и я вместе с ним – тут прямая зависимость. Самая прямая.
Несмотря на то что я вполне реально ощущал за собой могучий мозг и хребет ГРУ, тем не менее переживал и ждал от Рона многочисленных и совершенно неожиданных сюрпризов. Не был уверен в своей силе. Но был уверен в своей силе духа, хотя и его силу духа очень высоко оценивал.
В один из дней позвонила Люда и сказала, что меня срочно вызывает сенатор.
После просьбы сенатора насчёт Джимми прошло уже больше трёх месяцев, результатов не было, поэтому вся эта ситуация у меня вызывала беспокойство. Неужели наши просто пообещали и ничего не сделали? Даже такие мысли появлялись. С другой стороны, я понимал и уже знал, что ГРУ никогда не шутит, и потихоньку начал материть виртуального полковника – руководителя нашей резидентуры в Италии.
После того как наши мне сообщили подтверждение по просьбе сенатора о Джимми, по прошествии порядка десяти дней, сенатор мне сообщил, что Джимми катался в горах на велосипеде, вроде бы столкнулся с каким-то велосипедистом, вероятно, албанцем, который испугался и удрал, да при этом ещё и обругал Джимми. Я ничего не знал и сначала подумал, что это наши «велосипедисты», у них просто что-то не получилось, и скоро они доведут дело до результата. Но по прошествии месяца моё беспокойство уже достигло значимых величин. Я каждый день ждал новостей.
Позже сенатор мне сообщил, что полиция и итальянские карабинеры искали этого албанца, но не нашли. А сам Джимми почти нормально себя чувствовал, если не считать перелом запястья и многочисленные ссадины.
Я тогда спросил сенатора:
– С чего он решил, что велосипедист был албанцем?
– Джимми немного понимает итальянский, поэтому сразу определил, что это не итальянец. Кроме того, Джимми неоднократно бывал в бывшей Югославии при её распаде и знает проблему с албанцами, слышал их язык и поэтому так посчитал. Теперь он задержится в Италии на пару-тройку месяцев, там хорошая лечебно-физкультурная реабилитация после травм.
Я тогда виду не подал, но несколько расстроился из-за нерешённости проблемы.
Сегодня лицо сенатора было торжественно-печальным. Это означало, что он был рад событию и внешне мне это показал, а по сути весть, которую он мне хочет сообщить, печальная – формально, для публики, на всякий случай.
– Хочу тебе сообщить неприятное известие. Джимми в коме, он находится в больнице, в Италии.
– Что случилось? – спросил я.
– Виктор, давай прогуляемся немного по парку. Тут не нужна спешка. Надо обдумать, как мы можем помочь моему другу.
К слову, из моих наблюдений за сенатором я уже сделал вывод, что этот человек ни с кем и никогда не разговаривает на ходу. Никаких разговоров в лифте или во время его ожидания. Только прогуливаясь, если произносит что-то, то есть специально ведёт разговор в неторопливом движении, не хочет, чтобы собеседник видел его мимику.
